Фридман. Поэзия Батюшкова. Глава 3. Часть 1.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ПОЭЗИЯ БАТЮШКОВА
ВТОРОГО ПЕРИОДА

(1812—1821)

1

Начало Отечественной войны стало рубежом, открывшим второй период поэтической деятельности Батюшкова с его новыми темами и проблемами.

Говоря об этом, нужно прежде всего иметь в виду горячий патриотизм Батюшкова. «Польза и слава России»⁵³⁵ были для Батюшкова конечной целью всякой культурной работы, а родина изображена в его поэзии как предмет горячей и беспредельной привязанности. В поэзии Батюшкова часто встречаются образы «милой» родины⁵³⁶, «страны отцов»⁵³⁷ «отческой земли»⁵³⁸ и повторяется глубоко пережитая лирическая тема воспоминаний о родине под «чуждым небом»:

О Гейльсберски поля! О холмы возвышенны!
Где столько раз в ночи, луною освещенный,
Я, в думу погружен, о родине мечтал...

          («Воспоминание»)

Как очарованный, у мачты я стоял
      
Светила Севера любезного искал.
      Вся мысль моя была в воспоминанье
Под небом сладостным отеческой земли...

          («Тень друга»)

«Истинный», «просвещенный» патриотизм для Батюшкова — одно из самых высоких свойств человека. Правда, этот патриотизм поэта ограничивала умеренность его политических взглядов. Если для многих радищевцев и для декабристов любовь к родине была неотделима от борьбы за свободу, то Батюшков связывал свой патриотизм главным образом с мирной идеей просвещения. И в то же время этот «просветительный» патриотизм был целиком направлен против реакционной идеологии открытых защитников феодально-крепостнической системы, выступавших под флагом любви к родине. Свой патриотизм Батюшков резко противопоставляет лжепатриотизму шишковистов. Он едко издевается над членами «Беседы» — «славянами», которые, «оградясь щитом любви к отечеству», проявляют «невежество, бесстыдство и упрямство»⁵³⁹.

Батюшков подчеркивает, что шишковисты защищают не самобытность, а патриархальную отсталость. «Любить отечество должно, — пишет он Гнедичу. — Кто не любит его, тот изверг. Но можно ли любить невежество? Можно ли любить нравы, обычаи, от которых мы отделены веками и, что еще более, целым веком просвещения? Зачем же эти усердные маратели восхваляют все старое?.. Но поверь мне, что эти патриоты не любят или не умеют любить русской земли»⁵⁴⁰. Вместе с тем Батюшков противопоставляет свой патриотизм фальшивому патриотизму представителей светского общества, громко заявляющих о своей любви к старинным русским обычаям и ведущих на практике офранцуженный образ жизни, тех, кто «сердцем славянин, желудком галломан»⁵⁴¹. Пародийное противопоставление патриотических деклараций и французских привычек дано Батюшковым в эпиграмме «Истинный патриот» (1810), где «истый витязь русский», заявляющий свою привязанность к русской старине, «съел соус, съел другой, а там сальмис французский».

Патриотизм Батюшкова проявился в его отношении к военной службе. Часто говоривший, что ему «очень нравится военное ремесло» в отличие от «чернильной» штатской службы⁵⁴², Батюшков был храбрым боевым офицером. Замечательно высказывание Батюшкова из его неопубликованной записной книжки о том, что русский офицер должен честно служить своему отечеству и в этом видеть свое «честолюбие». «Что в офицере без честолюбия? — восклицает Батюшков, — ты не любишь крестов? — иди в отставку! а не смейся над теми, которые покупают их кровью»⁵⁴³.

И современники воспринимали Батюшкова не только как «певца любви», но и как «отважного воина»⁵⁴⁴, «пламенного героя» «на ратном поле»⁵⁴⁵.

Еще в 1807 г. Батюшков записывается в ополчение, созданное во время второй войны России против наполеоновской Франции, и совершает поход в Пруссию. В битве под Гейльсбергом поэт был тяжело ранен в ногу; «его вынесли полумертвого из груды убитых и раненных товарищей»⁵⁴⁶. В 1808—1809 гг. Батюшков участвует в войне со Швецией и проделывает походы в Финляндию и на Аландские острова. Во время Отечественной войны Батюшков, несмотря на расстроенное ранением здоровье, не хочет оставаться в стороне от борьбы с Наполеоном. «Я решился, и твердо решился, — пишет Батюшков Вяземскому, — отправиться в армию, куда и долг призывает, и рассудок, и сердце, сердце, лишенное покоя ужасными происшествиями нашего времени»⁵⁴⁷. В 1813 г. Батюшков вновь зачисляется на военную службу, принимает участие в ожесточенных сражениях, в частности, в знаменитой «битве народов» под Лейпцигом (в эту пору поэт был адъютатом генерала Н. Н. Раевского) и в составе русской армии «покрытый пылью и кровью»⁵⁴⁸ в 1814 г. попадает в вынужденный капитулировать Париж (очень большой интерес представляют письма Батюшкова из Парижа, где вступление в него русских войск трактовалось как одно из самых героических событий русской истории, содержались наблюдения над поведением парижан и культурной жизнью Парижа⁵⁴⁹). Таким образом, Батюшков стал очевидцем и участником величайших исторических событий. Сообщая Гнедичу о «военных чудесах», которые быстро следовали одно за другим во время похода русской армии по Франции, он восклицал: «Я часто, как Фома неверный, щупаю голову и спрашиваю: Боже мой, я ли это? Удивляюсь часто безделке и вскоре не удивлюсь важнейшему происшествию»⁵⁵⁰.

Во время Отечественной войны Батюшков остро чувствовал необычайную значительность происходящих событий. При этом он даже в самую тяжелую пору войны не приходил в отчаянье, был уверен в неизбежности разгрома наполеоновских армий и отвергал всякую мысль о мире. В один из самых трудных моментов войны Батюшков пишет отцу из Нижнего-Новгорода: «Не все еще потеряно: у нас есть миллионы людей и железо. Никто не желает мира. Все желают истребления врагов»⁵⁵¹. Батюшков понимал огромную роль военного руководства Кутузова. Он с восторгом рассказывал в письмах к друзьям о «подвигах Кутузова», руководившего разгромом французской армии⁵⁵². Образ Кутузова был нарисован Батюшковым в отрывке «Переход через Неман» (здесь Кутузов — «старец-вождь... блестящий сединами и бранной в старости красой»). Ненависть Батюшкова вызывает Наполеон, которого он считает «новым Атиллой»⁵⁵³«всадника Робеспиера»⁵⁵⁴. В то же время Батюшков иронизирует над ходульно-схематическим «карикатурным» изображением Наполеона, которое часто встречалось у писателей-шишковистов и вообще было очень распространено в официально монархической литературе, где французский император изображался как «ужасный враг природы», «проклятый небом и землей»⁵⁵⁵. Даже в послании Жуковского «Императору Александру», где Наполеон «взорами на мир ужасно засверкал», Батюшков с неодобрением нашел «карикатуру» и заметил: «Бонапарте надобно лучше и сильнее характеризовать!»⁵⁵⁶. В 1814 г., когда Наполеон находился на острове Эльба, Батюшков сочинил сатирическое стихотворение «Новый род смерти», где предлагал «одомарателям» зачитать «до смерти» Наполеона своими удручающе бездарными и монотонными произведениями:

Нет! С большей лютостью дни изверга скончайте!
На Эльбе виршами до смерти зачитайте,
Ручаюсь: с двух стихов у вас зачахнет он!

И тем не менее ненависть Батюшкова к Наполеону все нарастала. Во время знаменитых «ста дней» Батюшков, уверенный в том, что новое правление Наполеона будет весьма кратким, а новая война «не будет продолжительна»⁵⁵⁷, сообщал Вяземскому о смерти одной из общих знакомых и прибавлял: «А Наполеон живет, и этот изверг, подлец дышит воздухом. Удивляюсь иногда неисповедимому провидению. Дай бог, чтоб ему свернули шею поскорее...»⁵⁵⁸

В отношении Батюшкова к Отечественной войне были и черты исторической ограниченности. Батюшков, например, надеется на то, что «мирное отеческое правление» Бурбонов будет гораздо лучше «судорожного тиранского правления Корсиканца» и в частности принесет пользу искусству, так как Наполеон «доказал, что он не имеет вкуса»⁵⁵⁹. Как и бо́льшая часть передового дворянства этой поры⁵⁶⁰, Батюшков верил в Александра I и окружал его образ героическим ореолом. «Государь наш... конечно, выше Александра Македонского...» — утверждал поэт в неопубликованном письме к Вяземскому⁵⁶¹. В том же отрывке «Переход русских войск через Неман» вместе с Кутузовым и другими военными вождями как привлекательная фигура изображен «царь младой». Однако и в своих письмах и в своих стихотворениях Батюшков нигде не связывает сочувственные строки об Александре I с прославлением монархии и в этом отношении решительно отличается от консервативных поэтов и журналистов. Кроме того, для Батюшкова до 1815 г. была отнюдь не типична дававшаяся последними религиозная трактовка событий Отечественной войны⁵⁶². Исключением являлись только «Сцены четырех возрастов», написанные Батюшковым для праздника в Павловске по официальному заказу императрицы Марии Федоровны, переданному поэту Нелединским-Мелецким. Но в данном случае — по верному определению публикатора «Сцен» М. А. Веневитинова — Батюшков ограничился только «ролью версификатора, передающего чужие мысли»⁵⁶³. К тому же Батюшков сочинил «Сцены», носящие ультрамонархический характер, в соавторстве с другими поэтами (Вяземским, Нелединским-Мелецким, Корсаковым, Державиным) и испытывал острое недовольство этими «Сценами», видя в них недостойную «смесь»⁵⁶⁴.

Самым же важным в восприятии Батюшковым событий Отечественной войны и ее итогов было то, что он отчетливо понимал колоссальное международное значение этой войны, мировую роль победы русского народа. Он с гордостью подчеркивал, что «неимоверные подвиги» русской армии удивили «всю Европу»⁵⁶⁵. Батюшков называет «наших воинов» «спасителями Европы» «от нового Атиллы»⁵⁶⁶, на их «сердце» — по его словам — лежали «бремя и участь целой Европы⁵⁶⁷. Когда Батюшков хлопотал о том, чтобы его другу Петину, павшему в битве под Лейпцигом, был поставлен памятник на месте сражения, он писал матери своего товарища, что ему «сладко и приятно помыслить», что памятник будет находиться «на поле славы и чести, на том поле, где , на поле, запечатленном нашею кровью»⁵⁶⁸.

«патриотизма» многих представителей светского общества, Батюшков снова обвиняет светских людей в том, что, громко заявляя о своей любви к родине, они остаются французоманами в быту. Из Нижнего-Новгорода, куда эвакуировалась дворянская Москва, Батюшков пишет Вяземскому: «Везде слышу вздохи, вижу слезы — и везде глупость. Все жалуются и бранят французов по-французски, а патриотизм заключается в словах: point de paix!»⁵⁶⁹ И впоследствии Батюшков часто вспоминал, как на нижегородских балах и маскарадах московского дворянства, продолжавшего вести прежний, офранцуженный образ жизни, «наши красавицы, осыпав себя бриллиантами и жемчугами, прыгали до первого обморока в кадрилях французских, во французских платьях, болтая по-французски бог знает как, и проклинали врагов наших»⁵⁷⁰.

Во время Отечественной войны Батюшков обрушивается и на тех писателей, которые не желали понять величайшее значение происходящих событий и заслонялись от них мелкими литературными интересами. Возмущение Батюшкова вызывает деятельность «Вольного общества любителей словесности, наук и художеств», в котором он сам когда-то состоял и которое давно уже отошло от каких-либо политических интересов, потеряв всякую связь с традициями Радищева. Острое сознание грандиозности событий Отечественной войны пронизывает одно из писем Батюшкова, где общественный индифферентизм членов «Вольного общества» получает уничтожающую оценку: «Поговорить ли с вами о нашем обществе, которого члены все подобны Горациеву мудрецу или праведнику, все спокойны и пишут при разрушении миров», — восклицает Батюшков и приводит свое сатирическое стихотворение, осмеивающее литераторов, отказавшихся от всяких гражданских интересов:

Гремит повсюду страшный гром,
Горами к небу вздуто море,

И тухнет дальний солнцев дом⁵⁷¹,
И звезды падают рядами.
Они покойны за столами,

Бумага есть — и всё добро!
Не видят и не слышут
И все пером гусиным пишут!⁵⁷²

Космический пейзаж первой части стихотворения, олицетворяющий величие происходящих событий, явно противопоставлен будничным и «кабинетным» образам второй части (бумага, гусиное перо). Тем самым Батюшков резко подчеркивает недопустимость равнодушия к судьбам родины, переживающей один из самых трагических и важных периодов своего существования.

Сноски

⁵³⁵ Выражение Батюшкова (Батюшков — А. И. Тургеневу, 3 августа 1818 г. — III. 529).

⁵³⁶ «Судьба Одиссея», «Песнь Гаральда Смелого».

⁵³⁷ «Разлука» и др.

⁵³⁸ «Надпись для гробницы дочери Малышевой» и др.

⁵³⁹ Батюшков — Вяземскому, 27 февраля 1813 г. (III, 217).

⁵⁴⁰ Батюшков — Гнедичу, 1 ноября 1809 г. (III, 57—58).

⁵⁴¹ «Прогулка по Москве» (II, 31).

⁵⁴² Батюшков — Гнедичу, 19 марта 1807 г. (III, 8).

⁵⁴³ «Разные замечания» (ПД, ф. 19, ед. хр. 1, л. 26).

⁵⁴⁴ См. надпись Жуковского «К портрету Батюшкова».

⁵⁴⁵ И. Георгиевский. Карманная библиотека Аонид. СПб., 1821, стр. 149.

⁵⁴⁶ А. С. Стурдза. «Московитянин», 1851, ч. VI, стр. 15.

⁵⁴⁷ Батюшков — Вяземскому, 3 октября 1812 г. (III, 205).

⁵⁴⁸ Батюшков — Гнедичу, 17 мая 1814 г. (III, 271).

⁵⁴⁹ См. III, 249—274.

⁵⁵⁰ Батюшков — Гнедичу, 27 марта 1814 г. (III, 256).

⁵⁵¹

⁵⁵² См. письма Батюшкова к Е. Г. Пушкиной от середины ноября 1812 г (III, 213—214) и от 3 мая 1814 г. (III, 268). Из деятелей Отечественной войны Батюшков также очень ценил Фигнера (см. «Прогулку в Академию художеств», II, 110—111) и генералов, под начальством которых он служил, — Бахметева (см. послание «К Дашкову») и Н. Н. Раевского (см. «Чужое — мое сокровище», II, 327—331).

⁵⁵³ См. «Переход через Рейн» и «Письмо о сочинениях М. Н. Муравьева» (II, 75).

⁵⁵⁴ Батюшков — Гнедичу, 27 марта 1814 г. (III, 250). И. М. Муравьев-Апостол говорил в «Письмах из Москвы в Нижний-Новгород: «Революция! и теперь продолжается она во Франции! и без нее не атаманствовал бы Бонапарте! (письмо шестое. — «Сын Отечества», 1813, № 48, стр. 103).

⁵⁵⁵ См. «На выступление гвардии» Степанова («Сын Отечества», 1815, № 25—26, стр. 240), «На вторичное вступление союзных армий в Париж» Д. И. Хвостова («Сын Отечества», 1815, № 35, стр. 91—92) и др.

⁵⁵⁶

⁵⁵⁷ Батюшков — Е. Ф. Муравьевой, 13 июля 1815 г. (III, 333).

⁵⁵⁸ Батюшков — Вяземскому, март — июнь 1815 г. (ЦГАЛИ, ф. 195, ед. хр. 1416, л. 74).

⁵⁵⁹ Батюшков — Дашкову, 25 апреля 1814 г. (III, 262).

⁵⁶⁰ «Он, все сделал», — писал, напр., об Александре I будущий декабрист Н. И. Тургенев, касаясь победы русских в Отечественной войне (Н. И. Тургенев — С. И. и А. И. Тургеневым, 31 марта (12 апреля) 1814 г. — Н. И. Тургенев. Письма к брату С. И. Тургеневу. М.—Л., 1936, стр. 122).

⁵⁶¹ Батюшков — Вяземскому, 10 января 1815 г. (ЦГАЛИ, ф. 195, ед. хр. 1416, л. 42).

⁵⁶² «К кабинету генерала Бонапарте», сочиненном, как сообщала редакция «Сына Отечества», «в самом сем кабинете», утверждалось, что бог, не захотевший «погибели вселенной», призвал Александра I победить Наполеона («Сын Отечества», 1814, № 28, стр. 67).

⁵⁶³ См. Б., 590.

⁵⁶⁴ См. об этом в «Полном собр. стихотворений К. Н Батюшкова», М.—Л., 1964, стр. 298—299.

⁵⁶⁵ «Письмо о сочинениях М. Н. Муравьева» (II, 83).

⁵⁶⁶ Там же (II, 75).

⁵⁶⁷ «Прогулка в Академию художеств» (II, 98).

⁵⁶⁸ Батюшков — г-же Петиной, 13 ноября 1814 г. (III, 308), Курсив мой. — Н. Ф.

⁵⁶⁹ Батюшков — Вяземскому, 3 октября 1812 г. (III, 206).

⁵⁷⁰ Батюшков — Е. Г. Пушкиной, 3 мая 1814 г. (III, 268).

⁵⁷¹ Батюшковым подчеркнута цитата из стихотворения Державина «На освящение Эрмитажного театра 28 января 1808 г.».

⁵⁷²