Фридман. Поэзия Батюшкова. Глава 1. Часть 6.

6

Переходя к работам советских ученых о творчестве Батюшкова, следует подчеркнуть, что эти работы далеко продвинули вперед его изучение и вместе с тем отразили решительный методологический перелом в постановке проблем литературоведения. Большинство исследователей и критиков дооктябрьского периода рассматривало творчество Батюшкова лишь как изолированное эстетическое явление. Напротив, Белинский стремился и сумел определить его место в историко-литературном процессе, в развитии русского романтизма и русского реализма. Советские ученые в своих работах о Батюшкове не только продолжают традиции Белинского, но и осуществляют принцип конкретно-исторического анализа литературных явлений, устанавливая обусловленность творчества Батюшкова социально-политическими процессами, характерными для русской действительности первой четверти XIX в., и решительно отказываясь от узкобиографического метода.

Промежуточное положение между «старым» и «новым» литературоведением занимают высказывания о Батюшкове П. Н. Сакулина. Сакулин в основном применил к социологии поэзии Батюшкова методологию культурно-исторической школы (взгляды Сакулина на Батюшкова вообще сформировались в дореволюционную эпоху).

Сакулин считал Батюшкова «изящным неоклассиком», представителем «легкой поэзии». Эта точка зрения была заявлена им еще в статье «Литературные течения в Александровскую эпоху», относящейся к 1911 г.¹⁰⁶, и развита в книге «Русская литература» (ч. 2, М., 1929), характерно названной «социолого-синтетическим обзором литературных стилей»¹⁰⁷. Батюшковский «неоклассицизм» Сакулин рассматривал как факт интенсивного развития аристократического искусства, как одно из самых типичных явлений того периода, «когда во всем своем изяществе выкристаллизовалась дворянская культура»¹⁰⁸. Однако он ограничился этой «бытовой» характеристикой, нигде не затрагивая социально-политической обстановки, в которой родилась поэзия Батюшкова. Если Пыпин просто указал на связь последней с привилегированным положением дворянства, то Сакулин «прикрепил» ее к светскому кругу. Но и его определение социального генезиса творчества Батюшкова оставалось оторванным от общественной борьбы начала XIX в., не говоря уже о шаткости самих понятий «неоклассицизм» и «легкая поэзия».

Высказывания Сакулина о Батюшкове были только штрихом его общей схемы развития «легкой» поэзии в России и не имели развернутого характера. Батюшков довольно долгое время не привлекал внимания советских литературоведов, занятых другими проблемами. Очень большую роль в изучении наследия поэта сыграла работа Д. Д. Благого — первого исследователя, широко поставившего вопрос о социологии творчества Батюшкова. Можно сказать, что после Л. Н. Майкова ни один ученый не сделал так много для изучения творчества Батюшкова, как Благой. Значительный шаг вперед представляло изданное в 1934 г. собрание сочинений Батюшкова под редакцией и с комментариями Благого. Благой ввел «в основной корпус стихотворений Батюшкова» «одиннадцать новых пьес» и кроме того напечатал «весьма большое количество вариантов, новых строк, а подчас и целых стихотворных кусков, отсутствовавших у Майкова и извлеченных... из автографов, списков и журнальных публикаций»¹⁰⁹. Он также заново просмотрел «все имеющиеся в настоящее время в распоряжении исследователей рукописи произведений Батюшкова и все их печатные публикации» и, исходя из этого, исправил искажения, допущенные в майковском издании¹¹⁰. Составленные Благим комментарии нередко вырастали в этюды, посвященные отдельным произведениям Батюшкова (см., например, примечания к «Умирающему Тассу» и др.¹¹¹). В результате возникло второе научное, хотя и не полное собрание сочинений Батюшкова, более совершенное, чем майковское, в текстологическом отношении.

Во вступительной статье «Судьба Батюшкова» Благой впервые дал социологический анализ творчества поэта. Связывая Батюшкова с социальным слоем деклассирующейся дворянской интеллигенции, выпавшей из орбиты «баловней счастья», и объясняя этим «широкое проникновение» в его поэзию «центробежных мотивов ухода в частную жизнь»¹¹², Благой в то же время подчеркнул передовой характер его мировоззрения и творчества, историческую прогрессивность его художественной деятельности. «В основном Батюшков глядел не назад, а вперед, — писал Благой, — не в XVIII столетие, а в неясную еще даль XIX века, не в феодально-дворянскую эпоху, а в складывающийся мир новых буржуазных отношений, — в Россию не прошлую, а будущую»¹¹³. В этом плане Благой особо выделил в творчестве Батюшкова тему трагической участи поэта, своеобразно отразившую острый конфликт передового дворянства с феодально-крепостническим государством¹¹⁴. Одной из основных проблем статьи Благого стал вопрос о месте Батюшкова в русском историко-литературном процессе. Самое заглавие («Судьба Батюшкова») констатировало трагизм литературной судьбы поэта, недовоплощенность его творческих замыслов, «зачаточность его литературного дела»¹¹⁵. Это дело осуществил только Пушкин, хотя в Батюшкове «потенциально были как бы заданы основные этапы» пути величайшего русского поэта, заключались многие элементы пушкинского творчества¹¹⁶

Несмотря на то, что в статье Благого преувеличено значение «деклассации» Батюшкова и она превращена в фактор, непосредственно определивший главные особенности творчества поэта (таков был этап, который тогда проходило наше литературоведение!), эта статья положила начало подлинно научному изучению социологии творчества Батюшкова, базирующемуся на всестороннем учете сложной общественной обстановки начала XIX в.

Отметим, что и более поздняя работа Благого «Творческий путь Пушкина (1813—1826)» много дает для изучения творчества Батюшкова. Благой не только подробно анализирует воздействие Батюшкова на Пушкина, но и правильно — по нашему мнению — определяет Батюшкова как поэта, связанного с развитием русского романтизма. Благой называет Батюшкова «предромантиком»¹¹⁷, говорит о его «предромантизме»¹¹⁸ и подчеркивает, что поэзия Батюшкова и Жуковского «была в той или иной мере выражением нового направления в развитии мировой литературы — романтизма»¹¹⁹.

Через два года после статьи Благого, в 1936 г., появилась превосходная вступительная статья Б. В. Томашевского к стихотворениям Батюшкова в издании Малой серии библиотеки поэта. В своем обзоре жизни и творчества Батюшкова Томашевский уделил особенно много места проблемам стиля. Батюшков охарактеризован здесь как представитель «русского ампира», «нового классицизма»¹²⁰. Томашевский дал анализ жанров поэзии Батюшкова и показал, что в этой поэзии уже «намечается разложение жанровой классификации»¹²¹. В статье освещена также версификация Батюшкова, описаны и исследованы его любимые ритмы¹²².

В 1948 г. статья Томашевского была напечатана во втором издании Малой серии библиотеки поэта. Этот новый вариант статьи не только расширен (здесь, например, гораздо больше и убедительнее говорится о творческих связях Пушкина и Батюшкова), но и значительно переработан. В нем Томашевский существенно изменяет свою точку зрения на стиль поэзии Батюшкова, правильно связывая его прежде всего с романтизмом. Самый термин «новый классицизм» уже не фигурирует теперь в характеристике художественного метода поэта. Напротив, указывается, что «и Жуковский и Батюшков были предшественниками нового направления, получившего название романтизма». При этом — по справедливому замечанию Томашевского — влияние «школы Батюшкова» на русских романтиков явилось плодотворным главным образом потому, что она, в отличие от «школы Жуковского», «не отвращала их от жизни, не уводила в неопределенную и туманную даль»¹²³.

Передовой, прогрессивный характер творчества писателя обосновывает статья И. З. Сермана «Поэзия Батюшкова», напечатанная в 1939 г. в «Ученых записках» Ленинградского университета. Серман верно объясняет активную роль Батюшкова в литературной борьбе с шишковистами его «идейно-политическими установками», тем, что поэзия Батюшкова была в 1809—1811 гг. «самым ярким выражением» протестующих, «либерально оппозиционных настроений»¹²⁴. Основой мировоззрения Батюшкова автор считает материализм «в его стыдливо деистической оболочке»¹²⁵; он указывает и на то, что даже в период разочарования в этой философии поэт не заменил ее «другой какой-нибудь столь же законченной системой»¹²⁶.

Очень близко к статье Сермана по своей направленности подходит интересная вступительная статья Б. С. Мейлаха к стихотворениям Батюшкова в издании Большой серии библиотеки поэта (Л., 1941). Мейлах четко указывает на передовой характер творчества Батюшкова, в частности на то, что «утверждение эпикуреизма и воспевание чувственных наслаждений ... имели для русской поэзии начала XIX в. большое прогрессивное значение в борьбе с догматизмом и аскетизмом феодально-крепостнической идеологии». По справедливому мнению Мейлаха, Батюшков был «человеком, находившимся в оппозиции к окружающей действительности» и жадно впитывавшим передовые философские идеи. Даже кризис его мировоззрения не означал «безоговорочного перехода... на реакционные позиции»¹²⁷ (в ряде последних стихотворений Батюшкова Мейлах верно отмечает нотки «мужественного оптимизма»)¹²⁸.

В том же 1941 г. появилась очень содержательная статья Н. П. Верховского — глава о Батюшкове в «Истории русской литературы XIX века», изданной Академией наук СССР. По мнению Верховского, в творчестве Батюшкова русская поэзия «пережила своеобразное классическое Возрождение»¹²⁹. Именно у Батюшкова впервые в русской литературе возник «образ молодости», впоследствии органически вошедший в творчество Пушкина¹³⁰. Верховский законно ставит акцент на творческой самостоятельности Батюшкова. Он подчеркивает, что самый «смысл понятия легкой поэзии у Батюшкова совершенно другой, чем у французских поэтов»: «вопрос о легкой поэзии рассматривается им с точки зрения задач создания национальной литературы»¹³¹. Вместе с тем Батюшков нарисовал «первый в русской поэзии образ разочарованного героя»; этот образ возник в России «независимо от влияния Байрона»¹³². Многие творческие тенденции Батюшкова — по мнению Верховского — свидетельствовали о том, что русская поэзия, имевшая «всеевропейское значение», постепенно становилась «самой реалистической лирикой века»¹³³.

Проблемы творчества Батюшкова получили освещение и в работах Г. А. Гуковского. Еще в своих очерках по «Истории русской литературы и общественной мысли XVIII века» Гуковский, по сути дела, поставил вопрос о месте Батюшкова в стадиальном развитии русской поэзии конца XVIII — начала XIX в. Он сблизил стиль Батюшкова с художественной манерой его учителя и ближайшего предшественника М. Н. Муравьева, утверждая, что в лирике последнего «заложен весь Батюшков» («ведь это его словарь, его — и Жуковского — строение и мелодия стиха, его мифология»)¹³⁴.

Уже здесь Гуковский выразил и свою точку зрения на философский смысл поэзии Батюшкова, в которой он усмотрел «трагизм, пессимизм, меланхолию» — свойства, также идущие от мировоззрения М. Н. Муравьева¹³⁵«Пушкин и русские романтики» Гуковский, на наш взгляд, совершенно закономерно включил Батюшкова в общий поток предромантической и романтической литературы, отказываясь от определения Батюшкова как «неоклассика» и считая основой русского романтизма «культ свободной личности»¹³⁶. Называя Батюшкова «союзником» Жуковского, исследователь видит в его поэзии воплощение «принципов романтического психологизма»¹³⁷. По мнению Гуковского, «ужас перед реальной социальной действительностью его эпохи» заставляет Батюшкова противопоставить ей «светлый мир античных видений и культа светлого Возрождения Италии», чтобы там воплотить свой «идеал прекрасного человека, неосуществимый в его время». «Этот идеал — вовсе не форма, не самоцель, не «искусство для искусства», а глубоко идейный комплекс представлений о человеческом достоинстве», — пишет Гуковский. Нам кажется, однако, что Гуковский несколько преувеличивает место и значение пессимистических мотивов у Батюшкова, исходя не столько из реальных фактов, сколько из соображений концептуального характера. Прямо утверждая, что «странно видеть в Батюшкове певца жизненной радости», он так раскрывает этот тезис: «Батюшков — поэт еще более трагический, чем Жуковский. Это — поэт безнадежности. Он не может бежать от мира призраков и лжи в мир замкнутой души, ибо он не верит в душу человеческую, как она есть; душа человеческая для него — такая же запятнанная, загубленная, как и мир, окружающий ее. Он не может описывать, изображать ее, ибо она — тлен. Индивидуальная душа, смертная, мимолетная, трагически обреченная, для Батюшкова пуста и бессмысленна. И вот Батюшков весь уходит в мечту о другом человеке, не таком, как он есть, а таком, какой должен был бы быть». Здесь исследователь не столько доказывает свой тезис, сколько «думает» за Батюшкова. Между тем простое чтение стихотворений Батюшкова, написанных до 1812 г., не оставляет сомнений в том, что перед нами именно «певец жизненной радости» (этому не противоречит тема смерти, часто звучащая в эпикурейской лирике). Правда, Гуковский указывает на то, что «мотивы религиозных смятений прямо выражены» в поэзии Батюшкова¹³⁸. Но эти мотивы появились у Батюшкова лишь после 1812 г., в пору глубокого внутреннего кризиса, когда он отчасти подчинился влиянию Жуковского (произведения, «выполненные в тонах христианской образности», вопреки утверждению Гуковского, совсем не являются «центральными» для Батюшкова: они свидетельствуют о «катастрофических» душевных переживаниях поэта, но в них нет многих наиболее типичных черт его мироощущения и художественного метода). В связи с переоценкой пессимистических мотивов у Батюшкова стоит и тот факт, что его отграничение от Жуковского не дано в книге достаточно резко и сведено к стилистическим моментам (трудно согласиться и с тем, что «описания Батюшкова всегда столь же мало описательны и столь же субъективны, как и у Жуковского»)¹³⁹. И все же в книге Гуковского верно намечено историко-литературное место Батюшкова, а вся трактовка его поэзии радует свежестью и новизной.

Наблюдения над лирикой Батюшкова «рассыпаны» в замечательной работе академика В. В. Виноградова «Стиль Пушкина». Несмотря на то, что книга посвящена Пушкину, у читателя создается вполне законченное и яркое представление о стиле его предшественника. Виноградов рассматривает Батюшкова как «новатора в области поэтической культуры»¹⁴⁰«через рационалистические схемы той теории чувств, страстей и их выражения, которая была свойственна XVIII веку и была лишь реформирована, но не разрушена в стилях сентиментализма». Поэзия Батюшкова — по определению Виноградова — дала «лирическое выражение личности, ее сложных и тонких эмоций, настроений». В результате возникла «сложная система индивидуальных форм лирической экспрессии», «гениально намеченная» Батюшковым (в эту систему вошли приемы «острого драматизма и эмоциональной выразительности», «побочного экспрессивного изображения чувства посредством обозначения сопутствующего внешнего движения» и т. п.). Эти «наиболее яркие проблески новых форм лирического выражения личности на русской почве» отразились в поэзии Пушкина, стремившегося нарисовать «сложную личность современного человека во всей ее глубине». Виноградов подчеркивает, что в своих романтических произведениях Пушкин, «пользуясь фразеологическими схемами Батюшкова... обостряет их экспрессию, наполняет их разнообразным драматическим содержанием, вмещает их в иную, более напряженную атмосферу»¹⁴¹. Во всей этой концепции Батюшков точно и верно трактуется как поэт, подготовивший высшие достижения пушкинского романтизма.

Большое значение для изучения творчества Батюшкова имеют также работы Виноградова «Язык Пушкина» (М.—Л., 1935), где даны наблюдения над языком Батюшкова, в частности над использованием в нем церковно-славянизмов, а также «Очерки по истории русского литературного языка XVII — XIX вв.» (изд. 2. М., 1938), где намечена общая концепция развития русского литературного языка первой четверти XIX в. (отдельной главы о языке Батюшкова в этих очерках нет)¹⁴².

Среди работ, посвященных более частным вопросам, следует особо выделить статью В. Комаровича о пометках Пушкина в «Опытах» Батюшкова¹⁴³. Обнаружив экземпляр «Опытов», в который Л. Н. Майков перенес эти пометки, Комарович провел чрезвычайно важную работу. Он не только впервые опубликовал целый ряд пушкинских пометок, касающихся «эвфонии, синтаксиса, лексики» и т. д., но и хронологизировал пометки; при этом оказалось, что они сделаны в разное время (некоторые из них Комарович отнес к 1817 г., а главную часть датировал болдинской осенью 1830 г. (см. об этом в главе пятой).

редакцией Н. В. Фридмана¹⁴⁴, статья Н. В. Фридмана о Батюшкове во втором издании «Большой Советской Энциклопедии»¹⁴⁵, статья В. В. Гура «К. Н. Батюшков» в книге «Русские писатели в Вологодской области»¹⁴⁶ и выпущенная в 1951 г. вологодским областным издательством в серии «Наши вологодские земляки» небольшая популярная книжка А. Сотникова «Батюшков», где с большой теплотой излагаются основные факты жизни и творчества поэта. Во всех этих работах подчеркивается глубокий патриотизм поэта и большое значение его творчества для развития русской классической литературы. Появляются также работы об отдельных проблемах биографии и творчества Батюшкова — статья академика М. П. Алексеева «Несколько новых данных о Пушкине и Батюшкове»¹⁴⁷, где высказывается остроумное предположение, что стихотворение Пушкина «Не дай мне бог сойти с ума...» возникло как «отзвук» посещения Пушкиным душевнобольного Батюшкова, статьи Н. В. Фридмана «Творчество Батюшкова в оценке русской критики 1817—1820 гг.»¹⁴⁸ «Батюшков и поэты-радищевцы»¹⁴⁹ и статья К. А. Немировской «Церковнославянизмы в лексике прозаических произведений К. Н. Батюшкова»¹⁵⁰. Последняя статья представляет собой первую большую работу о языке Батюшкова. Автор приходит к важному выводу о том, что Батюшков использует церковнославянскую лексику «для окончательного становления национального литературного языка» и в этом отношении «является предшественником великого Пушкина». Ценные наблюдения над жанровой эволюцией творчества Батюшкова даны в статье М. П. Залесского «К вопросу о влиянии событий Отечественной войны 1812 г. на развитие литературы»¹⁵¹

Значительное оживление изучения творчества Батюшкова принесли юбилейные даты — 100 лет со дня смерти поэта (1955) и 175 лет со дня его рождения (1962). В 1955 г. в ознаменование столетия со дня смерти Батюшкова было выпущено издание его сочинений под редакцией Н. В. Фридмана, со вступительной статьей Л. А. Озерова, в которой ярко и живо характеризовалось творчество писателя¹⁵²«Новые тексты К. Н. Батюшкова», где был впервые опубликован составленный поэтом список его стихотворений («Расписание моим сочинениям»), дающий возможность по-новому датировать ряд поэтических произведений Батюшкова¹⁵³.

В 1962 г. в связи со 175-летием со дня рождения поэта появилась содержательная статья Н. М. Гайденкова «Константин Николаевич Батюшков», в которой подчеркивалось «огромное» историко-литературное и художественное значение творчества Батюшкова, причем это творчество связывалось с романтизмом¹⁵⁴. Вообще в литературоведческих работах последних лет Батюшков все чаще и настойчивее связывается с романтизмом. В этом плане особняком стоит вступительная статья Г. П. Макогоненко к 3-му изданию стихотворений Батюшкова в Малой серии библиотеки поэта¹⁵⁵. Эта статья полна свежих и интересных мыслей и наблюдений. Так, Г. П. Макогоненко совершенно по-новому ставит вопрос о «трагической» любовной лирике «послевоенного» Батюшкова, справедливо подчеркивая, что «по глубине психологического раскрытия состояния человека... это уже почти пушкинские стихи»¹⁵⁶. Однако творчество Батюшкова связывается в статье исключительно с развитием русского реализма, с традицией, «противостоящей романтизму»¹⁵⁷ отрицания большого и важного значения в его поэзии интимно-психологических мотивов, предвосхищающих романтизм¹⁵⁸). В других же работах последнего времени на первый план выдвигаются именно романтические устремления поэта. Это сделано в книге В. И. Кулешова «Литературные связи России с Западной Европой в XIX веке (1-я половина)»¹⁵⁹, в статье А. М. Гуревича «Жажда совершенства»¹⁶⁰, в статьях Н. В. Фридмана «Послание К. Н. Батюшкова «К Дашкову»¹⁶¹, «Основные проблемы изучения творчества К. Н. Батюшкова»¹⁶²«К. Н. Батюшков» (вступительная статья к «Полному собранию стихотворений» Батюшкова в Большой серии библиотеки поэта)¹⁶³ и «Батюшков и романтическое движение»¹⁶⁴. Романтические устремления Батюшкова подчеркнуты также в учебных пособиях: «История русской литературы XIX века» А. Н. Соколова (Батюшков — представитель «раннего русского романтизма»)¹⁶⁵ и «История русской литературы XIX века (1-я половина)» П. А. Мезенцева (Батюшков отнесен к «пассивно-элегическому романтизму»)¹⁶⁶. Батюшков рассматривается как поэт, в творчестве которого ведущую роль играют романтические мотивы и в «Истории русской литературы», т. II (литература 1-й половины XIX в.), изданной Академией наук СССР под редакцией Д. Д. Благого¹⁶⁷«связано становление романтизма в русской литературе» (К. В. Пигарев)¹⁶⁸, что его поэзия представляла собой «разновидность романтизма» (У. Р. Фохт)¹⁶⁹. Последним автором творчество Батюшкова опять-таки отнесено к «пассивному романтизму»¹⁷⁰. Можно спорить с законностью определения поэта как «пассивного романтика». Батюшкова в этом отношении нельзя все же отождествлять с Жуковским, так как его творчество никогда не заключало того декларативного утверждения пассивной покорности воле рока, которое было так характерно для поэзии Жуковского; романтические мотивы у Батюшкова, конечно, не являлись революционными, но и не утверждали пассивность. Однако основное направление поэзии Батюшкова, на наш взгляд, определялось в работах последнего времени правильно¹⁷¹.

ставящие его поэзию в общую перспективу социальной и культурной жизни начала XIX в.

«батюшковиана» 1817—1970 гг. Анализ работ о Батюшкове, появившихся за 150 лет, показывает, что его поэзия изучена неисчерпывающе и неравномерно. Не была изучена историография поэзии Батюшкова. Большой круг недостаточно исследованных вопросов связан с мировоззрением Батюшкова. Мало изучен глубокий кризис, обозначившийся в сознании Батюшкова после начала Отечественной войны 1812 г. До сих пор не проанализирован стиль Батюшкова. Не решен даже вопрос, к какому литературному направлению нужно отнести поэта. Недостаточно изучена поставленная еще Белинским проблема «Батюшков и Пушкин», о которой писали очень много. Перечень неисследованных проблем, связанных с поэзией Батюшкова, можно было бы продолжить. Все это еще раз подчеркивает необходимость появления новой, современной монографии об этой поэзии.

Сноски

¹⁰⁶ «История русской литературы XIX в.», т. I. М., 1911, стр. 91.

¹⁰⁷ Стр. 352 и др.

¹⁰⁸ П. Н. Сакулин.

¹⁰⁹ К. Н. Батюшков. Сочинения. М.—Л., 1934, стр. 44 и 45. В дальнейшем это издание обозначается буквой Б.

¹¹⁰ Там же, стр. 45.

¹¹¹ Там же, стр. 521—525.

¹¹²

¹¹³ Там же, стр. 20.

¹¹⁴ Там же, стр. 7 и др.

¹¹⁵ Там же, стр. 8.

¹¹⁶ Там же, стр. 12 и 13.

¹¹⁷ Творческий путь Пушкина (1813—1826). М.—Л., 1950, стр. 41.

¹¹⁸ Там же, стр. 137.

¹¹⁹ Там же, стр. 31. Д. Д. Благому принадлежит также статья о Батюшкове, сжато характеризующая его творческий путь, в «Краткой литературной энциклопедии» (т. I. М., 1962, стр. 472—474).

¹²⁰ К. Батюшков.

¹²¹ Там же, стр. 43.

¹²² Там же, стр. 46—47. К первому варианту статьи Томашевского по существу примыкает глава о Батюшкове в учебнике для вузов «Русская литература 1-й половины XIX в.» А. Г. Цейтлина (М., 1940), где Батюшков также определяется как «неоклассик» (стр. 46 и др.).

¹²³ Стихотворения под ред. Б. В. Томашевского. М., 1948, стр. LI.

¹²⁴ И. З. Серман. Поэзия Батюшкова. — «Уч. зап. ЛГУ», Серия филолог. наук, вып. 3. Л., 1939, стр. 229, 233 и др.

¹²⁵ Там же, стр. 237.

¹²⁶

¹²⁷ М., 7—13.

¹²⁸ Там же, стр. 23. Указанная статья о Батюшкове была перепечатана с некоторыми изменениями и дополнениями под названием «Талант, задушенный временем» в сборнике статей Б. С. Мейлаха «Вопросы литературы и эстетики». Л., 1958.

¹²⁹ «История русской литературы», т. V, ч. 1. М.—Л., Изд-во АН СССР, 1941, стр. 392.

¹³⁰ Там же, стр. 399 и 417.

¹³¹

¹³² Там же, стр. 392 и 412.

¹³³ Там же, стр. 401.

¹³⁴ Гр. Гуковский. Очерки по истории русской литературы и общественной мысли XVIII в. Л., 1938, стр. 286.

¹³⁵

¹³⁶ Пушкин и русские романтики. Саратов, 1946, стр. 28 и 65.

¹³⁷ Там же, стр. 75—76.

¹³⁸ Гр. Гуковский.

¹³⁹ Там же, стр. 76—78. Курсив мой. — Н. Ф.

¹⁴⁰ В. В. Виноградов. Стиль Пушкина. М., 1941, стр. 120.

¹⁴¹ Там же, стр. 161—187.

¹⁴² «Одна особенность языка Батюшкова» («Сборник в честь Д. Ф. Кобеко». СПб., 1913, стр. 43—49). До этого языка Батюшкова стал предметом изучения в книге В. Истомина «Главнейшие особенности языка и слога произведений Г. Р. Державина, В. А. Жуковского и К. Н. Батюшкова» (Варшава, 1893; оттиск из «Русского филологического вестника»). Однако эта работа была чрезвычайно эмпирической и бессистемной. О стиле и языке Батюшкова см. также в работах Л. А. Булаховского «Русский литературный язык первой половины XIX века» (т. I. Киев, 1941 и т. II, 1948; в т. I есть главка: «Элегии Батюшкова», стр. 58) и «Курс русского литературного языка» (т. I. Киев, 1952 и т. II, 1953).

¹⁴³ В. Комарович. Пометки Пушкина в «Опытах» Батюшкова. — «Литературное наследство», т. 16—18. М., 1934, стр. 885—904.

¹⁴⁴ К. Н. Батюшков. Стихотворения. М., 1949, стр. 3—18.

¹⁴⁵

¹⁴⁶ Вологда, 1951, стр. 18—43.

¹⁴⁷ «Известия Академии наук СССР», Отд. литературы и языка, т. VIII, вып. 4. М.—Л., 1949, стр. 369—372.

¹⁴⁸ «Уч. зап. МГУ», вып. 127. Труды кафедры русской литературы, кн. 3. М., 1948, стр. 179—199.

¹⁴⁹ «Доклады и сообщения филолог. фак-та МГУ», вып. 7. М., 1948, стр. 40—49.

¹⁵⁰ «Уч. зап. Ленингр. Гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена», т. 59. Кафедра русского языка. Л., 1948, стр. 113—189.

¹⁵¹ «Уч. зап. Моск. обл. пед. ин-та», т. XIII. Труды кафедры русской литературы, вып. 1. М., 1949, стр. 129—161.

¹⁵² Сочинения. М., 1955, стр. 3—37. Эта статья была затем с некоторыми изменениями и дополнениями напечатана в книге Л. А. Озерова «Работа поэта». М., 1963.

¹⁵³ «Известия Академии наук СССР», Отд. литературы и языка, 1955, т. 14, вып. 4, стр. 365—370.

¹⁵⁴ «Литература в школе», 1962, № 3, стр. 85—88.

¹⁵⁵ К. Батюшков. Стихотворения. Под редакцией Г. П. Макогоненко. М., 1959, стр. 5—88.

¹⁵⁶ Там же, стр. 53.

¹⁵⁷ Там же, стр. 85. (См. также кн.: От Фонвизина до Пушкина. Л., 1969).

¹⁵⁸ Там же, стр. 7.

¹⁵⁹ М., 1965.

¹⁶⁰ «Вопросы литературы», 1964, № 9, стр. 137.

¹⁶¹ «Филологические науки», 1963, № 4, стр. 198—208.

¹⁶² «Известия Академии наук», Серия литературы и языка, 1964, т. 23, вып. 4, стр. 305—316.

¹⁶³ М.—Л., 1964, стр. 5—52.

¹⁶⁴ «Проблемы романтизма». М., 1967, стр. 92—153.

¹⁶⁵ Т. I. М., 1960, стр. 74—79 и 146—152.

¹⁶⁶ «История русской литературы XIX в.» (т. I. М., 1960) под редакцией Ф. М. Головенченко и С. М. Петрова также отмечено, что Батюшков «в своих элегиях отдал дань романтизму» (стр. 45).

¹⁶⁷ М., 1963.

¹⁶⁸ Стр. 99.

¹⁶⁹

¹⁷⁰ Там же. Особенно плодотворным нужно считать замечание У. Р. Фохта о том, что определение Батюшкова как «неоклассика» возможно «только при сугубо формальном рассмотрении его творчества» (стр. 137).

¹⁷¹ «на несколько лет опередил начавшееся в 20-е годы широкое развитие романтизма в русской поэзии», пишет и В. Б. Сандомирская в содержательной статье «К. Н. Батюшков» («История русской поэзии», т. I. Л., 1968, стр. 281). Следует также отметить, что в том же 1968 г. в Вологде вышел сборник статей «К. Н. Батюшков, Ф. Д. Батюшков, А. И. Куприн», заключающий материалы Всероссийской научной конференции в Устюжне. Здесь две статьи связаны с жизнью и деятельностью К. Н. Батюшкова (П. А. Колесников «Из истории рода Батюшковых»; Н. В. Фридман «К. Н. Батюшков в оценке В. Г. Белинского»). Тонкий очерк лирики Батюшкова дала И. М. Семенко в своей книге «Поэты пушкинской поры» (М., 1970). В этом очерке очень интересны соображения о том, что «поэзия Батюшкова театральна», так как в ней автор превращен в «лирического героя» — «в предмет изображения» (стр. 27 и 37). Однако трудно согласиться с утверждением, что лирический герой был создан Батюшковым «впервые в русской поэзии» (стр. 25). Лирический герой, весьма мало похожий на реальную личность автора, есть уже у сентименталистов, в частности у Дмитриева, рисовавшего образ поэта, удалившегося от света в скромный «шалаш» на лоне природы (см. хотя бы цитируемое нами во второй главе стихотворение «Видел славный я дворец...», написанное еще в 1794 г.).