Благой Д. Д. Комментарии // Батюшков К. Н. Сочинения. — М.; Л.: Academia, 1934
«Опыты в стихах» в точности воспроизводят вторую, стихотворную, часть собрания его сочинений 1817 г. «Опыты в стихах и прозе». Задумав в 1819—1821 гг. новое издание своих стихов, Батюшков предполагал одно время назвать его «Опыты в стихах». Таким образом наше название в точности отражает волю самого поэта.
почти всего первого пятнадцатилетия своей литературной деятельности Батюшков — поэт, уже пользовавшийся весьма значительной известностью, бывший на ряду с Жуковским самым выдающимся представителем молодой литературы 10-х годов прошлого века, — ограничивался только публикациями своих стихов в периодических изданиях. Никакого гонорара за стихи издатели, как правило, тогда не платили. Больше того, Батюшков постоянно жаловался, что перепечатывали, а зачастую и впервые, по неисправным и случайным спискам, печатали они его стихи без всякого спроса. Наконец только во второй половине 1815 г., очевидно побуждаемый к тому примером Жуковского, который как раз в это время решил приступить к первому отдельному изданию своих сочинений, начал подумывать об отдельном издании своего стихотворного «маранья» и Батюшков (см. его письма к Жуковскому от августа и декабря 1815 г. в Сочинениях, под ред. Майкова, т. III, стр. 344—346 и 358). Сведущие люди советовали ему самому приняться за издание, ручаясь, что «в течение двух или трех лет» он «сбудет» его и «выручит капитал на капитал» (на деле издание 1817 г. расходилось медленно: экземпляры его имелись в продаже еще в 1834 г., когда было предпринято новое издание книгопродавцом Глазуновым). Однако совершенно неискушенного в книгоиздательском деле поэта пугали связанные с этим неизбежные заботы и обременения, в частности необходимость на время печатанья оставаться в Петербурге или Москве. Последнее же было для него невыполнимым сперва как для состоявшего на военной службе и вынужденного находиться при своей части, в Подолии, затем, по выходе в 1816 г. в отставку, — как для помещика, которого хозяйственные дела требовали присутствия в деревне. «Иметь хлопоты, беспрестанно торговаться с книгопродавцами, жить для корректуры в столице мне невозможно», писал он Н. И. Гнедичу. Не располагал Батюшков и потребным для затрат по изданию «капиталом», хотя деньги на бумагу ему предлагали дать взаймы (ib., стр. 393—394). Продать же свои сочинения кому-нибудь из книгопродавцев-издателей Батюшков также опасался. У него была чисто классовая недоверчивость к «купцу» вообще: «Боюсь их, как огня», писал он. Ему все казалось, что заботящиеся только о материальной выгоде «парнасские сводники» не обратят должного внимания на внешность издания — «изуродуют» его — и к тому же обязательно обманут неопытного автора, например выпустят книгу в двойном против обусловленного тираже: «на место завода выпустят два» (очевидно, издательская практика того времени изобиловала подобными случаями) и т. п. На почве затруднений этого рода в литературной практике поэтов-дворян начала XIX в. сложился особый тип «дружеских» изданий, предпринимаемых более состоятельными друзьями автора — любителями литературы. Так, уже упомянутое нами первое собрание сочинений Жуковского было выпущено его друзьями-арзамасцами — Дашковым, А. И. Тургеневым и Кавелиным. Сочинения большого приятеля Батюшкова, Василия Львовича Пушкина, были изданы Плетневым при ближайшем участии того же Тургенева, Карамзина и Вяземского. Даже Александр Пушкин, прежде чем он начал продавать свои сочинения книготорговцам и издаваться сам, свои первые поэмы издал на тех же «дружеских» основаниях. Свои дружеские услуги в деле издания его стихов предложил Батюшкову один из самых близких его приятелей, поэт Гнедич. Предложение это устраивало Батюшкова во всех отношениях. Гнедич был человеком своего классового круга; Батюшков вполне доверял его художественному вкусу (постоянно посылал ему свои новые стихи и очень считался с его критическими указаниями); помимо всего этого, Гнедич по своей службе в Публичной библиотеке был большим знатоком и любителем книги как таковой. Эстет Батюшков, придававший весьма важное значение и чисто внешнему оформлению, мог быть уверен, что из рук Гнедича издание его стихов выйдет «не варварское, достойное любителя Эльзевиров и Бодони».
Основным в решении Батюшкова издать свои стихи были побуждения чисто-литературного порядка. Поэт хотел подвести под всё им сделанное некую подытоживающую черту («всё это бремя хочется сбыть с рук и подвигаться вперед», писал он Жуковскому). Присоединялось, конечно, сюда и естественное литературное честолюбие — «любовь славы», — в наличии чего Батюшков постоянно признавался друзьям (ib., стр. 404, 448 и др.). Однако в то же время социально-экономическое положение Батюшкова было не таково, чтобы он совершенно мог пренебречь и той, хотя бы и небольшой, материальной выгодой, которую могло дать ему опубликование его сочинений. «Если можешь, — писал он Гнедичу в связи с изданием, — отдай в ломбард тысячу в июне [за заложенное имение Батюшкова — РедРед да хорошо. И то половина дряни. Но что делать! — Ей-ей, не до стихов. Это письмо насилу кончу...». «Я нынешний год потеряю половину моего имения, т. е. тысяч на тридцать, — поясняет он ему в другом письме от этого же времени, — и что будет вперед — не знаю. Вовсе нечем существовать будет» (из собрания автографов Публичной библиотеки при «Отчете» за 1895 г., Спб. 1898, стр. 25 и 28). Это сообщало соглашению Батюшкова с Гнедичем смешанный дружески-коммерческий характер. Гнедич уплачивал Батюшкову за право издания его сочинений в стихах и прозе тиражом 2000, сроком на пять лет, 2000 рублей, освобождая его от всяких забот и ответственности по изданию («Согласен на всё, — писал ему Батюшков, — с тем только, что ни во что мне вступаться и ни за что отвечать»). Батюшков настоял и на том, чтобы их отношения были оформлены письменным «условием», т. е., в сущности говоря, договором. Однако подписал его только он один. Равным образом он отклонил первоначально предложенную ему Гнедичем за томик стихов сумму в полторы тысячи рублей, находя ее чрезмерной. В дальнейшем он всё время тревожился, не ввел ли он своего приятеля в невыгодную сделку: «Скажи мне чистосердечно, как ты ведешь дела свои, и выведи меня из страха и раскаянья, что я согласился на твою просьбу» (передать ему издание своих сочинений). Эти опасения побудили Батюшкова в дальнейшем пойти на ряд уступок, частично отразившихся на составе издания. Несмотря на радость выступить, наконец, перед публикой с целой книгой («Бог поможет, и я автор», Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 396) в Батюшкове сказывалось одновременно чисто классовое нежелание прослыть литератором, «сочинителем». Больше того, он прямо боялся, что репутация автора может повредить его служебной карьере. «Дипломат Батюшков испугается, увидя себя в числе журналистов», писал Вяземский (Остафьевский архив, т. II, Спб. 1901, стр. 61). Сам Батюшков в пору издания 1817 г. решительно требовал от Гнедича не открывать на него, как это обычно делалось, предварительной подписки. «Не надо подписки тем более, что я сам собираюсь в Петербург за делами [устраиваться на службу. — Ред», заявлял он; и в другом письме снова: «Ты меня убьешь подпискою. Молю и заклинаю не убивать. Ну, скажи, бога ради, как заводить подписку на любовные стишки» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 440 и 442). Однако для Гнедича, человека тоже малосостоятельного, подписка была совершенно необходима, чтобы получить некоторое количество денег и на оплату типографских расходов, и на выплату гонорара самому же Батюшкову (из двух тысяч Гнедич обязался одну уплатить немедленно, другую через шесть месяцев по выходе второго тома). И последний вынужден был примириться с этим. Два месяца спустя он уже не возражает против подписки, объявленной Гнедичем сейчас же по выходе первого, прозаического, тома, и только опасается, что она не даст результата: «У нас в стороне, верно, никто не подпишется... признаюсь тебе, страшусь и за Москву, и Петербург, и другие города. Вряд ли будут охотники» (Из автографов Публичной библиотеки, стр. 28). Однако охотники нашлись. На «Опыты» подписалось 183 человека — цифра по тому времени достаточно значительная. Наибольшее количество дал Петербург — 122 подписчика, Москва — 45, провинция — 16. Классовый состав их почти однороден — это в подавляющем большинстве дворяне, начиная с «высочайших особ» и — по всем степеням родовой и служебной иерархии — вплоть до «их благородий». В числе подписавшихся ряд друзей-писателей (Карамзин, Жуковский, Крылов, В. Л. Пушкин) и литературная молодежь (только что кончившие лицей Дельвиг, Кюхельбекер). Помимо дворян, среди подписчиков имеем 9 купцов (8 в Петербурге, 1 в Торжке) и одного «купецкого сына» из Твери. Несмотря на желание Батюшкова делать как можно меньше шуму вокруг издания вынужден он был примириться и с некоторой, правда весьма скромной, рекламой, пущенной Гнедичем в связи с подпиской. Так, Гнедич опубликовал в «Сыне отечества» (1817 г., № 28, от 13 июля) Н. И. Греча, в типографии которого печатались «Опыты», только что полученное им новое стихотворение Батюшкова «Беседка Муз» со следующим примечанием от редакции: «Это прекрасное стихотворение взято из 2-й части «Опытов в стихах и прозе» К. Н. Батюшкова. Подписка на сие издание в двух частях с двумя весьма искусно гравированными виньетами, на лучшей любской бумаге, принимается: на Невском проспекте против Гостиного двора, в доме, принадлежащем императорской Публичной библиотеке, у Надворного Советника Николая Ивановича Гнедича, в большой Морской на углу Кирпичного переулка, в доме купца Антонова под № 125, в типографии Греча у фактора Грефа; в книжной лавке Матвея Глазунова, в доме Генерал-Маиора Балабина, и у прочих книгопродавцов. При подписке первая часть выдается, а на вторую, которая выйдет в непродолжительном времени, билет. — Иногородные, относясь прямо на имя Н. И. Гнедича и прилагая свои адресы, получают сию книгу немедленно без платежа за пересылку. Имена подписавшихся особ будут припечатаны при последней части. — Цена по окончании подписки возвысится». При подписке цена была назначена за оба тома в 15 руб. (объявление о подписке было напечатано и в «Вестнике Европы» 1817, ч. 44, № 14, стр. 164).
На ряд еще более существенных уступок Батюшков был вынужден пойти и в отношении как характера издания, так и его состава. В самом начале Батюшков хотел издать только свои стихи. Однако лирическая поэзия ни в какой мере не принадлежала к числу ходких товаров тогдашнего книжного рынка. Поэт опасался, что издание только стихов будет прямо убыточным. Еще до того, как он вступил в соглашение с Гнедичем, он советуется с ним, не присоединить ли к изданию стихов прозаических статей: «Как ты думаешь? Собирать ли прозу? Как литература, она, кажется, довольно интересна и даст деньгу. Впрочем я ее не уважаю» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 391). Соображение коммерческой выгодности прозы, которая, впротивовес стихам, рассчитанным самим поэтом на «трех или четырех человек в России», должна была, по его мнению, прийтись по вкусу «массе читателей», перевесило, и Батюшков решил помимо стихов дать «том прозы, низкой прозы». Мало того, «взыскательный художник» в Батюшкове побуждал его ввести в первое собрание своих стихов только самые совершенные вещи — «лучше мало, да хорошо». Однако приходилось считаться и с тем, чтобы книга не оказалась чрезмерно «худощавой» для намеченной за нее цены. Батюшков должен был уступить и здесь. Правда, ему удалось добиться, чтобы Гнедич не включал в издание ряда вещей, которые Батюшков отвергал по соображениям художественного или общественного порядка (переводы из Тассо, «Видение на берегах Леты» и др.), но, с другой стороны, ему пришлось пойти на включение многих не удовлетворявших его пьес («Сон Могольца», некоторые эпиграммы и др.).
и внести в них ряд исправлений. С этой целью он сознательно, дабы выиграть время, начал сдачу Гнедичу материала с прозы, которой, как мы только что видели, придавал гораздо меньше значения. «У меня том прозы готов, переписан и переплетен», писал он Гнедичу в начале сентября 1816 г., при самом начале их соглашения. «Приступить к печати, не ожидая стихов. Том стихов непосредственно за сим печатать. Если ты согласишься на мое условие, то я всё велю переписывать и доставлю в начале октября. Им займусь сильно и многое исправлю» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 394). Однако стихи не были готовы и к концу октября: «Начни бога ради печатать прозою. Дай мне время справиться со стихами... Стихам не могу сказать: Vade sed incultus <«Иди так, как есть». — Ред.>. Надобно кое-что поправить» (письмо от 28 и 29 октября, ib., стр. 408). Выслал Батюшков основную часть стихотворного тома «Опытов» только в самом конце февраля 1817 г. (ib., стр. 418).
своих друзей, в первую очередь Жуковского и Вяземского. «Где Жуковский? Если он у вас, то попроси его взглянуть на стихи и что можно поправить. Правь сам и всем давай исправлять» (письмо Гнедичу от конца февраля — начала марта 1817 г., ib., стр. 425). «Поправляй, марай и делай, что хочешь», писал он ему снова в начале июля 1817 г. «Просил тебя, просил Жуковского, писал к нему нарочно, прошу всех добрых людей» (ib., стр. 458, см. еще стр. 413, 440 и 446). Доля участия Жуковского, Вяземского и др. в правке стихов Батюшкова не поддается учету, что же касается самого издателя, Гнедича, то, очевидно, он помогал поэту самым активным образом. Об этом свидетельствует автограф стихотворения Батюшкова «Беседка Муз», хранящийся в настоящее время в рукописном отделении Ленинградской Публичной библиотеки. Это — листок, очевидно посланный Батюшковым Гнедичу при письме от мая 1817 г. (ib., стр. 440). Помимо зачеркиваний и поправок самого Батюшкова, ряд мест в тексте подчеркнут Гнедичем, который тут же на полях наносил карандашом предлагаемые им изменения (см. подробное описание этого автографа в нашем примечании к «Беседке Муз», стр. 526). Все эти изменения были санкционированы Батюшковым и вошли в окончательный текст, опубликованный в «Опытах» (Предположение, что Гнедич ввел их в печатный текст своей волей, не получив разрешения на это со стороны самого поэта, исключено: несмотря на данное Гнедичу разрешение «поправлять и делать, что хочешь», Батюшков весьма ревниво следил за судьбой текста посылаемых стихов и всего издания в целом, добившись, даже после отпечатания книги, некоторых существенных в ней перемен. Следы обсуждения различных вариантов сохранились и в его письмах к Гнедичу, см. напр. письмо от июля 1817 г., вошедшее в наше издание (стр. 419). Наконец, при подготовке нового издания стихов Батюшков оставил «Беседку Муз» точно в том виде, в каком она была напечатана в «Опытах»). Равным образом поэт дал право Гнедичу по его усмотрению расположить стихи в книге: «Размещай их как хочешь», писал он ему при отправке в феврале рукописи со стихами. Однако речь здесь могла идти только о том или ином размещении стихов внутри отделов. Самые же отделы и вообще основная структура книги были с самого начала твердо установлены поэтом: «Стихи разделяю на книги: 1-я — элегии, 2-я — смесь, романсы, послания, эпиграммы и проч. и проч.» (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 395). Это деление и было положено в основу «Опытов», и только послания были перенесены из «Смеси» в особый самостоятельный отдел. В другом письме он дает руководящие указания Гнедичу и в отношении построения самих отделов: «Советую элегии поставить в начале. Во-первых те, которые тебе понравятся более, потом те, которые хуже, а лучшие в конец. Так, как полк строят. Дурных солдат в середину. Куда Тасса?» (Из автографов Публичной библиотеки, стр. 26). Гнедич в основном так и поступил. Что касается «Умирающего Тасса», то он поместил его, так же как и «Беседку Муз», в самый конец книги: это были последние пьесы Батюшкова, присланные Гнедичу тогда, когда большинство листов, видимо, уже было отпечатано. Впрочем, это соответствовало и желанию Батюшкова — лучшее помещать в конец: современники почти единогласно относили обе эти пьесы к числу лучших его произведений. Установленный в «Опытах» распорядок стихов, видимо, вполне удовлетворил самого поэта; по крайней мере, подготовляя новое издание, он не стал вносить здесь никаких изменений.
«Опытов» в октябре 1817 г., через три месяца после первой, поступившей в продажу в июле; цензурное разрешение первой части, подписанное Ив. Тимковским, — 30 декабря 1816 г. Однако Батюшков всё еще продолжал считать, что стихи им недоработаны. Этим объясняется то, что он поместил в качестве эпиграфа при второй части те самые слова из Овидия «Vade sed incultus», применять которые к своим стихам по началу, как мы видели, как раз не хотел. Больше того, когда книга была уже совсем готова, т. е. отпечатана и сброшюрована, Батюшков настоял, чтобы Гнедич вынул из нее несколько пьес и взамен включил другие. Вынуты были три эпиграммы: «Известный откупщик Фадей...», «Теперь сего же дня...», «О хлеб-соль русская...» и стихотворение «Отъезд» (Ты хочешь горсткой фимиама...). Взамен исключенных пьес Батюшков ввел послание «К Никите». (Сохранилось несколько экземпляров книги в первоначальном виде; один из них имеется в Публичной библиотеке имени В. И. Ленина в Москве — из бывшей библиотеки 1-й мужской гимназии.)
«Опытов» было предпослано следующее предисловие от издателя, т. е. Гнедича: «Мы должны предупредить любителей Словесности, что большая часть сих Стихотворений была написана прежде Опытов в Прозе, в разные времена, посреди шума лагерей, или в краткие отдохновения воина: но назначить время, когда и где что было написано, мы не почли за нужное. Издатель надеется, что читатели сами легко отличат последние произведения от первых и найдут в них большую зрелость в мыслях и строгость в выборе предметов». Вначале предисловие, повидимому, заканчивалось хвалебным отзывом, опущенным по просьбе самого поэта (Сочинения под ред. Майкова, т. III, стр. 440). В остальном оно Батюшкова удовлетворило. Указание на боевую обстановку, в которой писались его стихи, ему особенно пришлось по сердцу: он несколько раз повторяет это в схожих выражениях в письмах к друзьям и знакомым (ib., стр. 447, 461).
«Опытов», которое, как указывалось, предполагал озаглавить сперва «Опыты в стихах», а затем просто «Стихотворения Константина Батюшкова». С этой целью он внес ряд изменений и дополнений в бывший при нем экземпляр 2-й части (хранятся в рукописном отделении Л-градской Публичной библиотеки). Прежде всего он вовсе вычеркнул из него 10 пьес («Тибуллова элегия III», «Веселый час», «К Петину», «Сон воинов», «Сон Могольца». «Всегдашний гость...», «Как трудно Бибрису...», «Памфил забавен за столом...» «Надпись к портрету Н. Н.» и «Надпись на гробе пастушки») с указанием: «в будущем издании выкинуть всё, что зачеркнуто». Взамен того он предполагал ввести в новое издание переводы из антологии, «Подражания древним», которые тут же вписал в свой экземпляр (на оставшихся чистыми 232, 242 и 243 стр.) и «Надпись для гробницы дочери М.» (также вписанную им на стр. 256). Сюда же он хотел присоединить еще ряд пьес, названия которых он потом зачеркнул. Среди них можно прочесть: «Воспоминания Италии», «Поэма», «Море», «Судьба поэта», «Псалмы». Остальные 4 названия зачеркнуты так жирно, что не поддаются прочтению (были ли эти пьесы только задуманы Батюшковым или уже написаны, но уничтожены в припадках начинавшейся душевной болезни — сказать трудно). В предисловии от издателя последняя фраза (от «Издатель надеется») вычеркнута. Помимо того, Батюшков намеревался предпослать стихам свою «Речь о влиянии легкой поэзии на язык», внеся в текст ее несколько незначительных перемен. Некоторое количество изменений чисто стилистического порядка Батюшков внес и в ряд стихотворений, опубликованных в «Опытах» (все эти изменения приводятся нами в примечаниях к соответствующим стихам). Майков в своем издании Батюшкова внес эти изменения в основной текст в качестве «последней воли» поэта. Однако мы сочли нужным воздержаться от этого. Ибо, во-первых, правленный Батюшковым экземпляр «Опытов» никак нельзя рассматривать как окончательную редакцию нового издания, а лишь как предварительную наметку к нему; в процессе дальнейшей подготовки воля поэта могла неоднократно меняться. С такими изменениями сталкиваемся уже и в настоящем экземпляре. Так, некоторые пьесы Батюшков принялся было исправлять, а затем вовсе вычеркнул (Майков не усомнился и эти исправления внести в основной текст), наоборот, другие зачеркнул, а после восстановил. Во-вторых, — и это главное, — текст «Опытов» 1817 года представляет собой не только художественный, но и исторический документ. Именно таким, каким Батюшков предстал в «Опытах», знали поэта по преимуществу и его современники, и последующие читатели на протяжении почти всего XIX века (изменения, внесенные им в свой экземпляр «Опытов», весьма небольшие в количественном отношении и мало значительные по существу, появились в печати только в 1887 г.). Отсюда сохранить в неприкосновенности именно текст 1817 года представлялось нам особенно существенным.
Укажем в заключение, что самое название своих сочинений «Опытами» могло подсказываться Батюшкову не только знаменитыми «Опытами» столь чтимого им Монтеня: название это было весьма распространено и в современной ему русской литературе. Любопытно, что его употребляет и тот самый С. С. Бобров, над писаниями которого так издевались Батюшков и его литературные друзья. Собрание его сочинений, вышедшее в 1804 г., называлось «Рассвет полночи или созерцание славы, торжества и мудрости порфироносных, браноносных и мирных гениев России с последованием дидактических, эротических и других разного рода » (курсив наш. — Ред.)«Опытам» Батюшкова весьма характерна. Последним отбрасывается вся его кудряво-звучная реторика во вкусе XVIII в., скромная же заключительная часть, являющаяся у Боброва родом подзаголовка, превращается в само заглавие.