Элегия ("Я чувствую, мой дар в поэзии погас...").

Батюшков К. Н. Элегия ("Я чувствую, мой дар в поэзии погас...") // Батюшков К. Н. Полное собрание стихотворений. — М.; Л.: Сов. писатель, 1964. — С. 198—200.

ЭЛЕГИЯ Я чувствую, мой дар в поэзии погас, И муза пламенник небесный потушила;       Печальна опытность открыла       Пустыню новую для глаз. Туда влечет меня осиротелый гений, В поля бесплодные, в непроходимы сени,          Где счастья нет следов, Ни тайных радостей, неизъяснимых снов, Любимцам Фебовым от юности известных, Ни дружбы, ни любви, ни песней муз прелестных, Которые всегда душевну скорбь мою, Как лотос, силою волшебной врачевали.       Нет, нет! себя не узнаю       Под новым бременем печали! Как странник, брошенный из недра ярых волн, Встает и с ужасом разбитый видит челн, Валы ревущие и молнии змиисты, Объявшие кругом свинцовый небосклон; Рукою трепетной он мраки вопрошает,       Ногой скользит над пропастями он,          И ветер буйный развевает Молений глас его, рыдания и стон... — На крае гибели так я зову в спасенье          Тебя, последний сердца друг! Опора сладкая, надежда, утешенье          Средь вечных скорбей и недуг! Хранитель ангел мой, оставленный мне богом!.. Твой образ я таил в душе моей залогом Всего прекрасного... и благости творца. Я с именем твоим летел под знамя брани       Искать иль гибели, иль славного венца. В минуты страшные чистейши сердца дани Тебе я приносил на Марсовых полях: И в мире, и в войне, во всех земных краях Твой образ следовал с любовию за мною; Как часто в тишине, весь занятый тобою, В лесах, где Жувизи гордится над рекою, И Сейна по цветам льет сребряный кристалл, Как часто средь толпы и шумной, и беспечной, В столице роскоши, среди прелестных жен, Я пенье забывал волшебное сирен И мыслил о тебе лишь в горести сердечной.          Я имя милое твердил          В прохладных рощах Альбиона И эхо называть прекрасную учил          В цветущих пажитях Ричмона. Места прелестные и в дикости своей, О камни Швеции, пустыни скандинавов, Обитель древняя и доблестей и нравов! Ты слышала обет и глас любви моей, Ты часто странника задумчивость питала, Когда румяная денница отражала И дальные скалы гранитных берегов, И села пахарей, и кущи рыбаков          Сквозь тонки, утренни туманы На зе́ркальных водах пустынной Троллетаны. С какою радостью ступил на брег отчизны! «Здесь будет, — я сказал, — душе моей покой, Конец трудам, конец и страннической жизни». Ах, как обманут я в мечтании моем! Как снова счастье мне коварно изменило       В любви и дружестве... во всем,          Что сердцу сладко льстило, Есть странствиям конец — печалям никогда! В твоем присутствии страдания и муки       Я сердцем новые познал.       Они ужаснее разлуки, В твоем молчании, в прерывном разговоре,       В твоем унылом взоре, В сей тайной горести потупленных очей, В улыбке и в самой веселости твоей       ... Нет, нет! Мне бремя жизнь! Что в ней без упованья?          Украсить жребий твой Всем жертвовать тебе, гордиться лишь тобой, Признательность твою и счастье находить       В речах, в улыбке, в каждом взоре, Мир, славу, суеты протекшие и горе, Всё, всё у ног твоих, как тяжкий сон, забыть! Без дружбы, без любви — без идолов моих?..       И муза, сетуя, без них       Светильник гасит дарованья. Вторая половина 1815 (?)