Константин Батюшков: Батюшков — Вяземскому П. А., 4 марта 1817.

Батюшков К. Н. Письмо Вяземскому П. А., 4 марта [1817 г. Деревня] // Батюшков К. Н. Сочинения: В 3 т. — СПб.: П. Н. Батюшков, 1885—1887.

И я, и братъ мой, и всѣ мои благодаримъ за стараніе твое, хотя безплодное. Я съ моей стороны исполнилъ долгъ мой; я не желалъ упустить случая быть полезнымъ хорошему родственнику, не желалъ упустить случая тебѣ дать поводъ къ доброму дѣлу, зная, что это для тебя праздникъ. Итакъ, смиряясь передъ судьбою, къ намъ всѣмъ довольно строгою, продолжаю отвѣчать на письма твои.

Благодарю Жуковскаго за предложеніе трудиться съ нимъ: это и лестно, и пріятно. Но скажи ему, что я печатаю самъ и стихи, и прозу въ ѣ и потому теперь ничего не могу удѣлить отъ моего сокровища, а что впередъ будетъ — все его, въ стихахъ, разумѣется. По пріѣздѣ въ деревню я заплатилъ шесть тысячъ. Чахотка въ карманѣ. Въ виду — ни гроша почти на весь годъ, если не удадутся мнѣ нѣкоторые обороты. А жить надобно, какъ говоритъ Шатобріанъ. (Ей, ей, онъ это написалъ! Какова ситація?) Вотъ почему я долженъ взяться за работу, скучную, но полезную. Собираю италіянскіе переводы въ прозѣ, отборныя мѣста, и хочу выдать двѣ двѣ тысячи. Итакъ, ты ясно и самъ видишь, могу ли разсѣять мою работу въ періодическомъ изданіи? У меня книга готова. Взялъ контрибуцію съ Данте, съ Аріоста, съ Тасса, съ Маккіавеля и бѣднаго Боккачіо прижалъ къ стѣнѣ. Всѣмъ досталось! Доберусь и до новѣйшихъ. Чѣмъ болѣе вникаю въ италіянскую словесность, тѣмъ болѣе открываю сокровищъ истинно классическихъ, испытанныхъ вѣками. Не знаю только, хорошо ли это будетъ въ русской прозѣ: вотъ отъ чего не рѣдко лѣтъ для русской публики (c’est tout dire), а отъ совѣсти отучиться не могу! Но я согласенъ съ тобою на счетъ Жуковскаго. Къ чему переводы нѣмецкіе? Добро — философовъ. Но ихъ-то у насъ читать и не будутъ. Что касается до литературы ихъ, собственно литературы, то я начинаю презирать ее. (Не сказывай этого!). У нихъ все каряченье и судороги. Право, хорошаго немного. Не давно я бросилъ съ досады Іоганна Миллера. Говоря о вѣкѣ Екатерины, онъ говоритъ только о Минихѣ, потому что онъ былъ Нѣмецъ; глубокомыслія пучина, а гдѣ разсудокъ? Слогъ Жуковскаго украситъ и галиматью, но польза какая, то-естъ, истинная польза? Удивляюсь ему. Не лучше ли посвятить лучшіе годы жизни чему-нибудь полезному, то-есть, таланту, чудесному таланту или, какъ ты говоришь, писать журналъ полезный, пріятный, философскій. Правда, для этого надобно ему переродиться. У него голова вовсе не дѣятельная. Онъ все въ воображеніи. А для журнала такого, какъ ты предполагаешь, нуженъ спокойный духъ Адиссона, его взоръ, его опытность, и скажу болѣемѣрѣ до сихъ поръ такъ. Но полно мнѣ умничать. Поговоримъ о старостѣ, отъ котораго я получилъ письмецо въ маленькой прозѣ и въ маленькихъ стихахъ. Онъ все тотъ же! А мы старѣемся. Это меня бѣситъ. Я очень смѣялся Шаликову и Ильину. Съ какою коварною радостно воображалъ тебя за однимъ столомъ съ ними — за грѣхи, конечно. Жихареву мой поклонъ. Что дѣлаетъ онъ у васъ? Его бы въ члены: онъ не ударитъ лицомъ въ грязь. Поговоримъ о стихахъ. Сожалѣю Переходъ черезъ Рейнъ и Омира съ Гезіодомъ: переписывать не могу. Боль въ груди отрываетъ меня отъ письменнаго стола, и это пишу стоя. Какъ и стоя писать?... Нога болитъ. Дежа не могу, а писать хочется. Изобрѣтите новый способъ вы, люди умные! Недавно началъ элегію Умирающій Тассъ. Кажется мнѣ, лучшее мое произведеніе. Стиховъ полтораста готово. Теперь перо выпало изъ рукъ, и я ни съ мѣста. Эти переводы меня утомляютъ: прибавь къ этому кой-какое горе, отъ котораго нигдѣ не уйдешь. Все вредитъ стихамъ и груди моей. Богъ съ нею, только бы хорошо писалось! Но Тассъ.... а вотъ что Тассъ: Онъ умираетъ въ Римѣ. Кругомъ его друзья и монахи. Изъ окна видѣнъ весь Римъ и Тибръ, и Капитолій, куда папа и кардиналы несутъ вѣнецъ стихотворцу. Но онъ умираетъ и въ послѣдній

...на древнее Квиритовъ пепелище. Солнце въ сіяніи потухаетъ за Римомъ и жизнь поэта.... Вотъ сюжетъ. Пожелай, чтобы хорошо кончилъ. Перечиталъ все, что писано о несчастномъ Тассѣ, напитался Іерусалимомъ. Что будетъ — не знаю и когда кончу. Болѣзнь мучитъ иногда, а безпрестанное уединеніе и дурная погода, и усильные труды и послѣднее здоровье уносятъ. Я часто сержусь, какъ Шаховской на развалинахъ Рима. Римъ и Шаховской! Онъ въ Капитоліи, онъ въ Колизеѣ, онъ у Везувія, онъ въ Баіи, онъ, онъ, онъ, вездѣ онъ! Я далъ бы сію минуту пять рублей за то, чтобы взглянуть на Шаховскаго въ то время, когда онъ проѣзжалъ воротами счастія. Зачѣмъ не повстрѣчался онъ съ Козловскимъ? Этого не доставало! Двѣ землѣ. Посмотримъ, какова будетъ комедія его, писанная въ Римѣ. Но мнѣ, признаюсь тебѣ, понравилось его желаніе славы. Въ этихъ строкахъ видѣнъ поэтъ, что не говори! И у него что-то въ животѣ шевелится.

Но скажи мнѣ, милый другъ, что дѣлаетъ твоя княгиня и скоро ли разрѣшится? Желаю душевно, чтобы ты и дѣти Поцѣлуй твою Машу и скажи ей, что дуракъ велѣлъ поцѣловать. Увѣдомь меня о Карамзиныхъ. Изъ Петербурга очень давно писемъ не имѣю и не знаю, здоровы ли они. Не знаю, почему все утро думалъ о Карамзинѣ. Желалъ бы прочитать его Исторію здѣсь въ тишинѣ: впечатлѣніе ея было бы живѣе на мой бѣдный умишко. Кстати о книгахъ. Пришли ѣ Сисмонди. Я обратно перешлю. Онъ мнѣ очень нуженъ. Ты со мною поступаешь по варварски. Какъ не прислать Пѣвца Жуковскаго? И его бы возвратилъ немедленно. Мнѣ пишутъ, что Левушка покинулъ Бахметева, или онъ его. Нѣтъ ли Левушки въ Москвѣ, и когда этого Левушку произведутъ въ Львы Васильевичи? Скажи, что дѣлается на Парнассѣ, то-есть, въ лужѣ? Это, конечно, тебя мало занимаетъ. У васъ и безъ того много новостей, но признаюсь тебѣ, до нихъ небольшой охотникъ. Настоящее право не весело. Живи въ книгахъ, пока можно! Но здѣсь, ѣвъ около трехъ мѣсяцевъ, начинаю грустить. Дорого бы далъ за одинъ часокъ, съ тобой проведенный. Я живу въ такомъ уединеніи, о какомъ ты понятія не имѣешь. У меня есть птичка, три горшка цвѣтовъ какихъ-то и горшокъ подъ постелью. Вотъ все мое добро. И право можно жить, если бы здоровье не измѣняло. У меня книгъ много, задалъ себѣ работу, и весна съ цвѣтами на дворѣ. И умирая, буду твердить: moriatur anima mea mortem philosophicorum, а ты посмѣиваешься надо мной!

Я очень боленъ,
Но собой доволенъ;
Я неволенъ,
Но ѣ, музы,
Ваши узы
Такъ легки,
Какъ сіи стишки.

По нимъ ты можешь судить, какіе быстрые успѣхи дѣлаю въ поэзіи. Обнимаю тебя отъ всего сердца, тебя, мою любовницу. Спрашиваю себя: за что тебя любить? Прости. Будь веселъ и люби, и не забывай твоего пустынника, который морщится, говоря тебѣ прости: ибо съ тобою веселѣе калякать, нежели переводить длинные періоды Боккачіо и мрачный Адъ; Нарочно оставлю страницу; прибавлю еще что-нибудь. Почта уходитъ завтра.

Представь себѣ: Женгене умеръ, пишутъ въ газетахъ. Вѣришь ли? Это меня очень опечалило. Я ему много обязанъ и на томъ свѣтѣ

Три Пушкина въ Москвѣ, и всѣ они — поэты.
Я полагаю, всѣ одни имѣютъ лѣты.
Талантомъ, можетъ быть, они и не равны;
       Одинъ другаго больше пишетъ,
       Одинъ живетъ съ женой, другой и безъ жены.
       А третій объ женѣ и вѣсточки слышитъ:
(Послѣдній — промежь насъ я молвлю — страшный плутъ,
       И прямо въ адъ ему дорога!)
       Но дѣло не о томъ: скажите, ради Бога,
       Котораго изъ нихъ Бобрищевымъ зовутъ?

Успокой мою душу. Я въ страшномъ недоумѣніи. Задай это Арзамасу на разрѣшеніе. Прочитай это Сонцеву и болѣ никому. Въ худой часъ Василій Львовичъ разсердится: у него бываютъ такія минуты, какъ и у меня грѣшнаго.

CCV. КНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ. 4-го марта (1817 г. ). Подлинникъ у князя П. П. Вяземскаго.

— (Стр. 427). Предложеніе Жуковскаго касалось участія Батюшкова въ періодическомъ изданіи, которое затѣвалъ первый. Какъ видно изъ плана этого изданія, сообщеннаго Жуковскимъ Д. В. Дашкову, котораго онъ приглашалъ въ свои помощники (Соч. Жук., изд. 7-е, т. VI, стр. 439—442), въ составъ изданія долженъ былъ войдти цѣлый томъ переводовъ съ нѣмецкаго. Ниже, въ этомъ же письмѣ, Батюшковъ осуждаетъ эту часть плана и снова высказываетъ тотъ отрицательный взглядъ на нѣмецкую литературу, какой имѣлъ въ ранніе годы своей литературной дѣятельности. Сдѣланное при этомъ Батюшковымъ указаніе на Іоганна Мюллера относится къ его посмертному сочиненію — „Всемірной исторіи“, въ 4 томахъ. Въ 10-й главѣ Петрѣ III и о началѣ царствованія Екатерины II, и изъ всѣхъ дѣятелей того времени, дѣйствительно, упоминается объ одномъ только Минихѣ.
— (Стр. 428). Николай Ивановичъ Ильинъ (род. въ 1773 г., ум. ?) московскій литераторъ, пріятель Ѳ. Ѳ. Кокошкина и Ѳ. Ѳ. Иванова, выступившій на литературное поприще переводами въ концѣ прошлаго вѣка, и въ ѣ нынѣшняго пріобрѣвшій извѣстность двумя драмами: „Лиза или торжество благодарности“ (1803 г.) и „Великодушіе или рекрутскій наборъ“ (1805 г.). Драмы эти, говоритъ С. Т. Аксаковъ, — „производили при своемъ появленіи и въ Москвѣ, и въ Петербургѣ такое сильное впечатлѣніе, даже восторгъ, какого не бывало до тѣхъ поръ, какъ мнѣ сказывали сторожилы-театралы. Я видѣлъ много разъ эти піесы на сценѣ, когда онѣ были уже не новость, и могу засвидѣтельствовать, что публика и плакала на взрыдъ, и хлопала до неистовства: въ ѣ поменьше, въ Москвѣ побольше. Говорятъ, вызовъ на сцену авторовъ начался съ Ильина“ (Разныя сочиненія. М. 1858, стр. 25—26). Позднѣйшія произведенія Ильина состоятъ большею частію изъ переводныхъ французскихъ комедій. Въ 1809 году Ильинъ издавалъ въ Москвѣ журналъ Другъ дѣтейИльинѣ „хорошія дарованія“ (Соч., 1-е акад. изд., т. VI, стр. 154) и при открытіи Бесѣды любителей русскаго слова пригласилъ его въ члены-сотрудники (тамъ же, стр. 210 и т. VIII, стр. 907). Живую характеристику Ильина представилъ С. Т. Аксаковъ въ своихъ „Литературныхъ и театральныхъ воспоминаніяхъ“, а гр. Ѳ. В. Растопчинъ, подъ начальствомъ котораго Ильинъ нѣкоторое время служилъ, изобразилъ его въ своей комедіи „Вѣсти “ (1808 г.) подъ именемъ Николая Ивановича Пустякова (М. А. Дмитріевъ. Мелочи, стр. 242). (В. С.).
— (Стр. 429письмѣ изъ Неаполя (Сынъ Отечества 1817 г., ч. 36, № 7), разсказываетъ, что онъ ѣздилъ смотрѣть развалины Кумъ и при этомъ долженъ былъ въѣзжать въ высокую арку, называемую „вратами счастія“. Въ концѣ „славолюбіи стихотворца“.
— (Стр. 429). Маша — старшая дочь кн. П. А. Вяземскаго, (род. въ 1813 г., ум. въ 1848), бывшая въ замужествѣ за П. А. Валуевымъ.
— ( 430). О сочиненіи Сисмонди о литературахъ южной Европы и знакомствѣ съ нимъ Батюшкова см. въ т. II, стр. 459 и
— (Стр. 430). Левушка — Л. В. Давыдовъ (см. о немъ въ т. II, стр. 533).
— (Стр. 431въ т. II, стр. 451 и 564.
— (Стр. 431). „Запросъ Арзамасу“ составляетъ подражаніе ѣдующему стихотворению Вольтера:
Les trois Bernards.
(à m. Bernard, auteur de „L’Art d’aimer“).
En ce pays trois Bernards sont connus:
’un est un saint, ambitieux reclus,
Prêcheur adroit, fabricateur d’oracles;
L’autre Bernard est celui de Plutus,
Bien plus grand saint, fesant plus de miracles;
Et le troisième est l’enfant de Phébus,
Bernard, dont la muse féconde
Doit faire encor les délices du monde
Quand des deux saints l’on ne parlera plus.
Бобрищевъ-Пушкинъ — вѣроятноВѣстникѣ Европы (1817 и 1820 гг.) и Сынѣ (1824 г.). Онъ воспитывался въ Московскомъ университетскомъ пансіонѣ, а потомъ въ Муравьевскомъ училищѣ службѣ по квартирмейстерской части и былъ участникомъ декабрскаго возмущенія (Богдановичъ. Исторія императ. Александра, т. VI, прилож., стр. 69). ѣтами онъ былъ гораздо моложе А. М. и В. Л. Пушкиныхъ, ибо родился въ 1801 году.
— (Стр. 431). Солнцевъ — Матвѣй г.), камергеръ, мужъ одной изъ сестеръ В. Л. Пушкина.