Константин Батюшков: Батюшков — Гнедичу Н. И., февраль

Батюшков К. Н. Письмо Гнедичу Н. И., [конец февраля — начало марта 1817 г. Деревня] // Батюшков К. Н. Сочинения: В 3 т. — СПб.: П. Н. Батюшков, 1885—1887.

(Конецъ февраля — начало марта 1817 г. Деревня).

Я не безъ резону полагаю, что томъ прозы будетъ жидокъ. Онъ долженъ быть увѣсистъ, тѣмъ болѣе, что томъ стиховъ по милости Феба худощавъ. Ergo, посылаю тебѣ милую Гризельду и милую Моровую Заразу изъ Боккачіо. И то, и другое можешь помѣстить концѣ, если печатаніе кончилось. Что нужды? Сказка интересна: она и отрывокъ о заразѣ — саро d’opéra италіянской литературы. Перечитай ихъ съ кѣмъ-нибудь знающимъ языкъ италіянскій и что хочешь поправь. Но я, вопреки Олину, переводилъ не очень рабски и не очень вольно. Мнѣ хотѣлось угадать манеру Боккачіо. Тебѣ судить, а не мнѣ! Если же напечатать не согласишься, то пришли назадъ, не держа ни минуты: я выдралъ изъ книги. Но лучше напечатай мою Гризельдушку и Заразу, если выдержитъ ученый критическій карантинъ. Гризельда придастъ интересу: будетъ что-нибудь и для дамъ. Это не шутка! Все одна словесность инымъ суха покажется.

Будешь ли доволенъ стихами? Размѣщай ихъ, какъ хочешь, но печатай безъ толкованій и ѣчаній, Бога ради, и безъ похвалъ! Не уморите меня. Эпиграмму:

Какъ страненъ здѣсь судебъ уставъ и проч. выбрось. Другую оставь на Шихматова, но назови ее: Совѣтъ эпическому стихотворцу. Басню Сонъ Могольца, Книги и журналистъ и еще кое-что выкинь. На мѣсто этого я пришлю черезъ недѣли три Умирающаго Тасса, элегія, стиховъ въ 200; ее помѣстить можно будетъ въ концѣ: итакъ, она печатаніе не задержитъ. Если тебѣ полюбился, то поставь въ заглавіи: «Посвящено А. Н. О., любителю древности», но имени ни его, ни чьихъ нигдѣ не выставляй. Я не охотникъ до этого. Вотъ почему я и спрашивалъ у тебя, сердится ли Оленинъ на меня, или нѣтъ? Я хотѣлъ сдѣлать это приписаніе, посылая книгу, но полагая, что онъ на меня дуется, остановился. Я къ нему писалъ: онъ ни слова не отвѣчалъ, а я писалъ не белиберду, а о моей отставкѣ; могъ ли я полагать, что онъ или забылъ меня, или гнѣвается? Но тебѣ спрашивать у него было неприлично. Я самъ знаю, что ему не за что на меня гнѣваться: я не подалъ поводу, но люди умные нерѣдко дурачатся, аки азъ грѣшный какъ ангелъ.

Спасибо за форматъ. Прекрасно, что и говорить! Domine, non sum dignus! Пришли виньетки: это меня утѣшитъ. Но Гречъ... люблю его, а скажу: палачъ! Онъ такъ терзаетъ нашу прозу и стихи, что любо и дорого. Нѣтъ № Сына безъ ошибокъ, и какихъ ошибокъ! Если онъ начнетъ меня такъ уродовать, я ему.... Но укротимъ волны и вихри моего гнѣва и станемъ говорить о дѣлѣ.

Получилъ ли Уткинъ 200? Ты ни слова! Получилъ ли ты 1720 Дамасу? Ты ни слова! Теперь я тебя за горло. Милый другъ, отдай ради Неба 1000 въ ломбардъ къ 10-му мая, въ счетъ моего долга (2500), чѣмъ меня истинно обяжешь. У меня ни гроша. Заплатилъ кучу долговъ, а самъ остался при Боккачіо и при шпанской мушкѣ, которая у меня закрываетъ весь затылокъ и мѣшаетъ не только трудиться, но даже писать къ тебѣ это письмо. Осталось только попѣвать:

Nel cuor più non mi sento ... Итакъ, успокой меня на счетъ ломбарда, не заставь проплясятъ казачка. Я и то разбитъ на ѣ четыре ноги, какъ лошадь, которую я продалъ въ Парижѣ.

Замѣчаніе. Исправь самъ и проси Греча исправлять ошибки противъ смысла и языка. Иногда перестановка одного слова, какъ говоритъ безсмертный Олинъ Квинтильяновичъ, весьма значительна. И у кого нѣтъ этихъ ошибокъ? Даже у самого Олина пробиваются кой-гдѣ (Пироги горячи, оладьи, горохъ съ масломъ!). Умора, право умора, вашъ Олинъ! Хочетъ мыслить, силится, силится — запоръ, нейдетъ! Читатель, суди самъ! (Зри Сынъ Отечества).

Я далъ слово Сергѣю Глинкѣ прислать ему Переходъ черезъ Рейнъ. Перепиши и пошли ему отъ моего имени. Бога ради, сдѣлай это. Онъ будетъ въ ѣ гнѣваться, а ты читалъ Горація и знаешь, каковъ гнѣвъ стихотворца. Притомъ Глинку надобно поддерживать. Если есть глупые стихи, выпиши ихъ: я постараюсь поправить.... Но лучше бы такъ. Проза надоѣла, а стихи ей-ей огадили. Кончу Тасса, уморю его и писать ничего не стану, кромѣ писемъ къ друзьямъ: это мой настоящій родъ. На силу догадался. Перемѣни въ статьѣ Ломоносовъ повѣренія дружества. Это очень плохо! Вообще не худо иногда справляться съ Вѣстникомъ, а всего чаще съ разсудкомъ. Избавьте меня, о Гречъ, о Гнѣдичъ, отъ глупостей! Право, и безъ моихъ у насъ много на Парнассѣчеловѣкъ, вотъ проза! А мое, вижу самъ, пустоцвѣтъ! Все завянетъ и скоро полиняетъ. Что дѣлать! Если бы война не убила моего здоровья, то чувствую, что написалъ бы что-нибудь получше. Но какъ писать? Здѣсь мушка на затылкѣ, передо мной хина, впереди ломбардъ, сзади три войны съ биваками! Какое время! Бѣдные таланты! Выростешь умомъ, такъ воображеніе завянетъ. Счастливы тѣ, которые познали причину вещей и могутъ воскликнуть отъ глубины сердца: Пироги горячи, оладьи, горохъ съ масломъ!

Ивану Матвѣевичу не пишу. Онъ, полагаю, все въ Питерѣ, и ему, конечно, не до насъ, забытыхъ рокомъ. Но какъ я радъ, не могу ѣ изъяснить. Эта вѣсть меня оживила. Я почувствовалъ, какъ люблю его въ полной мѣрѣ, и радовался этому чувству.

Если бы Гречъ согласился дать двѣ тысячи за это? У него типографія: вотъ почему я съ этимъ предложеніемъ выступаю.

Въ концѣ года могу представить оба тома. Но безъ денегъ, для одного удовольствія, переводить время, бумагу и здоровье — слуга покорный! Дай рѣшительный отвѣтъ. Не то Жуковскому отдамъ все. Онъ у меня проситъ. Взгляни на этотъ реестръ и увидишь, легко ли переводить это. Кажется, было бы интересно и публикѣ нашей. Но еще разъ, безъ денегъ не примусь за работу. Дайте тысячу впередъ за первый томъ, а другую подожду до января будущаго 1818 года. Скажите: да или нѣтъ. Если да, то выпишу какого-нибудь переписчика и заплачу ему рублей триста. Самому не можно: стара стала и глупа стала. Въ противномъ случаѣ, могу провести время, какъ благородный человѣкъ, напримѣръ, могу ничего не дѣлатьболѣзни и цвѣты. Мнѣ не скучно будетъ. Два дни пролежу въ постели, а день стану поливать левкои и садить капусту, а вы останетесь безъ италіянскихъ переводовъ, вы, сводники парнасскіе, вы, великій Гречъ и великій Гнѣдичъ!

Кстати объ Италіи. Скажите мнѣ: Шаховской principe и principe Koslovsky не сойдутся ли на развалинахъ Рима? Вотъ двѣ классическія каррикатуры въ землѣ классической. Я радъ, что Шаховской будетъ писать въ карантинѣ. Не могу вспомнить о немъ безъ смѣха, а право, люблю его, какъ душу! Но не мнѣ бы смѣяться! Я самъ подставилъ спину! Чувствую, вижу, но не ѣю сказать, какъ страшно печатать! Это или воскреситъ меня, или убьетъ вовсе мою охоту писать. Я не боюсь критики, но боюсь несправедливости, признаюсь тебѣ, даже боюсь холоднаго презрѣнія. Ты знаешь меня, бѣгалъ ли я за похвалами? Но знаешь меня: люблю славу. И теперь, полуразрушенный, далъ бы всю жизнь мою съ тѣмъ, чтобы написать что-нибудь путное! Впрочемъ, неужели мнѣ суждено быть неудачливымъ во всемъ?

Гдѣ Жуковскій? Если онъ у васъ, то попроси его взглянуть на стихи и что можно поправить. Правь самъ и всѣмъ давай исправлять. Всѣмъ? Не много ли это? Охъ, страшно! Меня печатаютъ! Вѣрь мнѣ, что еслибъ еще къ этому я ѣлъ въ заглавіи свой портретъ, то умеръ бы съ досады! Вотъ до чего додурачился! Нѣтъ! И Хвостовъ не начиналъ такимъ образомъ, ниже Ржевскій!

Я, какъ блудный сынъ, просился опять въ Библіотеку. Если это нельзя, то проси Тургенева приписать меня куда-нибудь. Боюсь, чтобы меня не выбрали въ смотрители магазиновъ соляныхъ. Не забудь, что это соль не аттическая.

Еще повторяю: выкинь эпиграмму и всѣ басни. Что въ нихъ? Высылай своего Омира. Я пришлю замѣчанія, но впередъ дѣлаю одно: твоя піеса похожа на древнюю камею. Ея не продашь на толкучемъ рынкѣ, а знатоки знаютъ цѣну. Вѣрь мнѣ, она прелестна, но все-таки стою на томъ, что сказалъ: начало длинновато и не связано съ концомъ. Самый метръ портитъ единство. Я правъ, по совѣсти правъ! ѣсь сужу по чувствамъ, безъ предубѣжденій. Но піеса прекрасна. Это лучшее наше произведеніе въ новомъ родѣ. Вѣрь мнѣ и не вѣрь несправедливымъ сужденіямъ.

Успокой мою душу. Получилъ ли стихи, деньги, и теперь Гризельду, а? Что вы глухи? Не откликаетесь!

Благодари Греча за Обозрѣніе словесности. Право, прекрасно. У насъ такъ не писали до него: свободно, благородно и много истины. Жаль только, что онъ на Каченовскаго нападаетъ въ журналѣ

Скажи мнѣ: сколько экземпляровъ мнѣ уступить можешь? Я намѣренъ около шести раздать въ Петербургѣ и назначу кому впередъ.

Ты печаталъ Омеръ въ прозѣ; пусть такъ, но въ стихахъ оставь Омиръ: не то будетъ пестрота, а риѳма требуетъ иръ, или если хочешь, поставь: или, чтобы меня въ журналахъ не бранили!

Здорова ли Катерина Ѳедоровна? ѣдомь, Бога ради!

Жаль, что мѣста нѣтъ, а я ужь дописался до обморока. Прости. Охъ!

CCIV. Н. И. ГНѢДИЧУ. (Конецъ февраля — начало марта 1817 г. Деревня). Напечатано въ Р. Старинѣ 1883 г., т. XXXIX, стр. 37—42. Подлинникъ у М. И. Семевскаго.

— (Стр. 420—421). „Моровую заразу“ Гнѣдичъ не помѣстилъ въ „Опытахъ“, а „Сонъ Могольца“ не исключилъ изъ нихъ, вопрекр желанію автора; оно было исполнено только относительно эпиграммы.
— ( 421). Батюшковъ предполагалъ, что Н. И. Уткинъ долженъ былъ получить 200 р. за гравированіе фронтисписовъ къ „Опытамъ“, но гравюры эти исполнены были Ив. Ческимъ.
— (Стр. 422). Къ замѣчанію объ Олинѣ подала поводъ статья его „Отвѣтъ на сдѣланныя возраженія на переводъ двухъ первыхъ главъ изъ 2-й книги Юстина“, помѣщенная въ Сынѣ Отечества 1817 г., ч. 39, № 7. Возраженія были сдѣланы самими издателями Сына Отечества, гдѣ въ ч. 34, № 49, въ 1816 г., былъ помѣщенъ „Отвѣтѣ“ онъ доказываетъ, что при переводѣ древнихъ классиковъ „словъ безъ совершенной нужды переставлять не должно“, и разсужденія свои подтверждаетъ между прочимъ выписками изъ Квинтиліана. Статья Олина оканчивается словами, которыя пародируетъ Батюшковъ: „Я кончилъ. Причины изложены. Читатели, разсуждайте!“
— (Стр. 422). „Переходъ черезъ Рейнъ“ дѣйствительно былъ напечатанъ въ Русскомъ Вѣстникѣ 1817 г., №№ 5 и 6.
— (Стр. 422). „Гнѣвъ стихотворца“ напоминаетъ слова Горація: Genus irritabile vatum (Epist. II, 2, 102).
— (Стр. 423). „Монтань у Японцевъ“ — это извѣстныя Записки флота капитана Головнина о приключеніяхъ его въ ѣну у Японцевъ въ 1811, 1812 и 1813 годахъ, съ пріобщеніемъ замѣчаній его о Японскомъ государствѣ и народѣ. Три части. С.-Пб. 1816. Сочиненіе Головнина отличается спокойнымъ, объективнымъ тономъ своего изложенія, который тѣмъ болѣе поражаетъ читателя, что авторъ описываетъ весьма тяжелыя испытанія, имъ и его спутниками перенесенныя. Въ этомъ свойствѣ Головнина, какъ писателя, Батюшковъ и нашелъ сходство между нимъ и Монтанемъ, котораго нашъ поэтъ хвалилъ также за то, что онъ „въ самыя бурныя времени Франціи, при звукѣ оружія, при заревѣ костровъ, зажженныхъ суевѣріемъ, писалъ „Опыты“ свои и, бесѣдуя съ добрыми сердцами всѣхъ вѣковъ“ (Соч., т. II, стр. 119).
— (Стр. 423—424). Предположенное Батюшковымъ изданіе переводовъ изъ италіянскихъ писателей осталось не выполненнымъ въ томъ видѣ, какъ оно проектировано въ этомъ письмѣ, и лишь нѣкоторые изъ отдѣльныхъ перечисленныхъ переводовъ вошли въ 1-ю часть „Опытовъ“, а другіе были напечатаны въ журналахъ; иные же вовсе не были сдѣланы или по крайней мѣрѣ не сохранились. Намѣреніе отдать переводы Жуковскому, еслибы Гречъ не взялся ихъ печатать, очевидно, стоитъ въ связи съ предположеніемъ, что Жуковскій предприметъ изданіе журнала (см. выше стр. 404).
— (Стр. 424). Князь А. А. Шаховской находился въ Италіи въ ноябрѣ и декабрѣ г. и посылалъ оттуда кореспонденціи, которыя печатались въ Сынѣ Отечества (см. выше, стр. 602); въ одной изъ нихъ (С. Отеч. 1817 г., ч. 35, № 7, стр. 20) онъ говорить, что намѣренъ случаѣ принужденъ провести извѣстное время въ одесскомъ ѣ, воспользуется своимъ заключеніемъ, чтобы „кончить въ немъ начатую комедію“.
— (Стр. 424). Князь Петръ Борисовичъ Козловскій (род. въ 1783 г., ум. въ 1840) получилъ образованіе въ Москвѣ архивѣ иностранной коллегіи, а потомъ продолжалъ ее большею частью за границей по дипломатической части — сперва въ Вѣнѣ и РимѣШтутгардтѣ; послѣдніе годы жизни провелъ въ Варшавѣ, гдѣ впослѣдствіи его считали и іезуитомъ (Морошкинъ, Іезуиты въ Россіи, т. II, стр. 507—508). Онъ былъ ѣкъ блестящаго ума и большихъ свѣдѣній. Въ молодости онъ писалъ русскіе стихи, которые печатались въ Полезномъ и пріятномъ препровожденіи времени, въ ѣ, а также отдѣльно; позже, живя за границей онъ напечаталъ нѣсколько языкѣ; ему же принадлежитъ одна статья по точнымъ наукамъ въ Современникѣ 1836 года. ѣдѣнія о немъ и его литературныхъ трудахъ находятся въ Справочномъ словарѣ Геннади, въ Воспоминаніяхъ , ч. I, стр. 186—187, въ Сочиненіяхъ кн. Вяземскаго, т. VII, и въ книгѣ: Fürst Kosloffsky. Von W. Dorow. послѣдней книжкѣ перепечатаны и его сочиненія на французскомъ языкѣ, и тутъ же ѣщены два его портрета, по которымъ видно, что онъ былъ некрасивъ собою. Такъ какъ и кн. Шаховской отличался тѣмъ же, то Батюшковъ и называетъ ихъ „каррикатурами“.
Батюшковъ познакомился съ Козловскимъ, ѣроятно, во время заграничнаго похода 1813—1814 гг., а можетъ быть, знавалъ его и въ Петербургѣ, въ ранней юности.
— (Стр. 425 П. Ржевскомъ см. выше стр. 685. Нѣсколько свѣдѣній о немъ въ „Капищѣ моего сердца“ кн. И. М. , стр. 242—243.
— (Стр. 425). „Коль слушать всѣ“... — полустишіе изъ басни Крылова „Лисица и сурокъ“. Въ подлинникѣ:
Кто жь будетъ въ мірѣ правъ, коль слушать клеветы.
— ( 426). „Обозрѣніе русской литературы 1815 и 1816 годовъ“, составленное Гречемъ и читанное въ торжественномъ собраніи Императорской Публичной Библіотеки 2-го января 1817 г., было затѣмъ Сынѣ Отечества 1817 г., ч. 35, №№ 1 и 2.

Батюшков — Гнедичу Н. И., февраль — март 1817.