Батюшков — Гнедичу Н. И., 29 декабря 1811.

Батюшков К. Н. Письмо Гнедичу Н. И., 29 [декабря 1811 г. Деревня] // Батюшков К. Н. Сочинения: В 3 т. — СПб.: П. Н. Батюшков, 1885—1887.

Т. 3. — 1886. — С. 169—172.

LXXXIV.

Н. И. Гнѣдичу.

——

29-го (декабря 1811 г. Деревня).

Eheu, fugaces время, мой милый Николай, а твой Овидій все еще въ своихъ Томахъ, заваленъ книгами и снѣгомъ! Когда же онъ будетъ въ Питеръ, и того не знаетъ, а знаетъ то, что ты его забылъ, и не пишешь къ нему ни строки, лѣнишься, бездѣйствуешь! (Браво, брависсимо, Батюшковъ! И ты выдумалъ слово: бездѣйствуешь! Без — дѣй — ству — ешь... каково? То-есть, дѣйствуешь дѣйствуешь. Понимаете ли? Лишенъ дѣйствія, ослабленъ, изнеможенъ, олѣнивенъ, чуждъ заботъ, находится въ инерціи, недвижимъ ниже головою, ниже перстами и потому бездѣйственъ, не пишетъ къ своему другу и спитъ). Теперь вы понимаете, что не писать ко мнѣ, или писать рѣдко, есть то же.... что бездѣйствовать. Я, напротивъ того, перевелъ вчерась листа три изъ Аріоста, посягнулъ на него въ первый разъ въ моей жизни и — признаюсь тебѣ — съ вожделѣннѣйшими чувствами ...... его музу (какова Акадія???). Шутки въ сторону: я теперь въ ѣ съ моимъ поэтомъ, въ лунѣ и пишу прекрасные стихи. Прочитай 34-ю пѣснь Орланда и меня тамъ увидишь. Если лѣнь и бездѣйствіе (здѣсь они олицетворены) не вырвутъ пера изъ рукъ моихъ, если я буду въ бодромъ и веселомъ духѣ, если.... то ты увидишь цѣлую пѣснь изъ Аріоста, котораго еще никто не переводилъ стихами, который умѣетъ соединять эпическій тонъ съ шутливымъ, забавное съ важнымъ, легкое съ глубокомысленнымъ, тѣни съ свѣтомъ, который умѣетъ сѣтуетъ и въ одну минуту и надъ вами, и надъ собою смѣется. Возьмите душу Виргилія, воображеніе Тасса, умъ Гомера, остроуміе Вольтера, добродушіе Лафонтена, гибкость Овидія: вотъ Аріостъ! И Батюшковъ, сидя въ своемъ углу, съ головной болью, съ красными отъ чтенія глазами, съ длинной трубкой, Батюшковъ, окруженный скучными предметами, не имѣющій ничего въ свѣтѣ, кромѣ твоей дружбы, Батюшковъ вздумалъ переводить Аріоста!

Увы, мы носимъ всѣ дурачества оковы,
          И всѣ терять готовы
Разсудокъ, бренный даръ Небеснаго Отца!
Тотъ губитъ умъ въ любви, средь нѣги и забавы,
Тотъ рыская въ поляхъ за дымомъ ратной славы,

Тотъ по морю летя за тирскимъ багряцомъ,
Тотъ золота искавъ въ алхиміи чудесной,
Тотъ плавая умомъ во области небесной,
Тотъ съ кистію въ рукахъ, тотъ съ млатомъ иль съ рѣзцомъ.
Астрономы въ звѣздахъ, софисты за словами,
А жалкіе пѣвцы за жалкими стихами:
Дурачься смертныхъ родъ, въ лунѣ разсудокъ твой!

(Аріостъ, пѣснь XXXIV).

Вотъ тебѣ обращикъ и моего дурачества: стихи изъ Аріоста. Впрочемъ, засмѣйся тебѣ, что въ моемъ переводѣ далеко отступлено отъ подлинника. Аріоста одинъ только Шишковъ въ состояніи переводить слово въ слово, строка въ строку, око за око, зубъ за зубъ, какъ говоритъ Евангеліе. Я пропускалъ индѣ цѣлыми октавами и мои резоны шепну тебѣ на ухо, когда увижусь съ тобою. А теперь скажу мимоходомъ, что у нашего Аріоста св. Іоаннъ приводитъ Астольфа къ патріархамъ, которые обѣдаютъ съ нимъ райскими плодами, кормятъ лошадь рыцаря овсомъ! Астольфъ съ апостоломъ садится въ колесницу, въ ту самую, которая была послана за пророкомъ Ильей. Св. Іоаннъ апостолъ говоритъ Астольфу, что онъ любитъ писателей, потому что и самъ былъ того же ремесла. Это все мило и весьма забавно у стихотворца, потому что онъ объ этомъ говоритъ не тѣмъ тономъ, какимъ говаривалъ Вольтеръ въ своей Дѣвкѣ, но съ удивительнымъ, однимъ словомъ — съ Лафонтеновымъ добродушіемъ, весьма серьезно, иногда съ жаромъ, иногда улыбаясь однимъ глазомъ; но у насъ это вовсе не годится, а если мнѣ не вѣришь, то загляни въ цензурный комитетъ. Переводить ли?

Я читалъ много прекраснаго въ Вѣстникѣ. Милонова стихи изъ Томсона и переводъ Горація Beatus ille ѣлаютъ ему много чести. Въ немъ будетъ путь: онъ рачитъ о слогѣ, выбираетъ слова, не гоняется за славенизмами и, какъ видно, боится читателя. Добрый знакъ! Разсужденіе Каченовскаго о проповѣдникахъ написано холодно, но рачительно, слогомъ чистымъ, съ критическимъ умомъ, и есть одна изъ его capo d’opera. Разсматриваніе Шлецера и Глинки, въ которомъ сей послѣдній выведенъ на чистую воду, можно прочитать съ удовольствіемъ.

Знай, лѣнивецъ, что еслибъ я не имѣлъ нужды съ тобой поговорить объ Аріостѣ, то ты не получилъ бы отъ меня ниже полсловечка. Прости! К. Б.

Достань себѣ Аріоста и прочитай Астольфово путешествіе въ луну, и скажи мнѣ свои мысли.

Вяземскій зоветъ меня въ Москву вотъ какимъ образомъ:

И рыломъ возмутилъ Неву,
Хвостовъ — писака неопрятной....
Все такъ, а пріѣзжай въ Москву!
Шишковъ въ разсудокъ, въ музъ бодаетъ
И, въ королевича Бову
Влюбясь, Вольтера проклинаетъ...
Все такъ, а пріѣзжай въ Москву!
Барашекъ по полю разсѣя,
Ѣстъ съ ними Шаликовъ траву;
Невзоровъ толстъ, въ навозѣ прѣя...
Все такъ, а пріѣзжай въ Москву!

Прислать ли еще замѣчаній на Гомера?

Примечания