Батюшков К. Н. Письмо Вяземскому П. А., [исход ноября 1811 г. Деревня] // Батюшков К. Н. Сочинения: В 3 т. — СПб.: П. Н. Батюшков, 1885—1887.
Т. 3. — 1886. — С. 152—155.
LXXXI.
Князю П. А. Вяземскому.
——
Числа не знаю. (Исходъ ноября 1811 г. Деревня).
Я имѣлъ нужду въ твоемъ письмѣ, любезный мой другъ! Будучи боленъ и въ совершенномъ одиночествѣ, я наслаждаюсь одними воспоминаніями, а твое письмо привело мнѣ на память и тебя, и Жуковскаго, и наши вечера, и наши споры, и наши ужины, и все, что насъ веселило, занимало, смѣшило, начиная отъ Шишкова до слуги Пушкина, того Пушкина, который теперь, съ кудрявой головой, въ англинскомъ фрачкѣканунѣ за завтракомъ, экспромптомъ, выписаннымъ изъ какого-нибудь Almanach des Muses, является въ обществѣ часу около девятаго, пьетъ чай, картавитъ по французски, бранитъ славенофиловъ, хвалитъ Лагарповъ псалтырь и свою блѣдную красавицу и, наконецъ, когда ночь спустится на петропольскія башни и ударитъ полночь, нашъ Пушкинъ — который никогда не ужинаетъ — pian pianino возвращается домой въ объятія своей Пенелопы-Малиновки и... и......съ помощію музъ и Феба онъ дѣлаетъ то, что дѣлалъ девять мѣсяцевъ предъ тѣмъ днемъ или ночью, въ который онъ назвалъ себя въ первый разъ отцомъ своего изчадія и, подобно Гектору, прижалъ къ груди своей новаго Астіанакса. Вотъ тебѣ гадательная исторія о Пушкинѣ, а моя еще глупѣехалатѣ, нѣтъ, судьбы иначе гласятъ: будь боленъ, сиди сиднемъ, а что еще хуже, поѣзжай въ Питеръ, гляди на Славянъ и Варяговъ, на Бесѣду, на Академію и чортъ знаетъ на что! Повѣрь мнѣ, что еслибъ можно было, то я бы летѣлъ въ Москву, летѣлъ бы въ Суратъ, чтобы съ тобой увидѣться и насладиться твоимъ лицезрѣніемъ и пожать твою руку и сказать тебѣ.... все, что придетъ на сердце. Но ты самъ сказалъ весьма благоразумно: «Перстъ судьбы куралеситъ».... а ѣкъ молчитъ. Dixi.
А прибавлю слѣдующее: Вяземскій за неимѣніемъ времени разсуждать сдѣлался энтузіастомъ, хвалитъ и восхищается и, будучи на розахъ (благодаря Бога), все находитъ прелестнымъ, безподобнымъ или меня морочитъ. Милоновъ у него сдѣлался Державинымъ за то, что перевелъ Гораціеву оду! Шутки въ сторону: переводъ хорошъ, но есть и слабости. Милоновъ съ большимъ дарованіемъ, но никогда того не напишетъ, что написалъ нашъ Орфеичъ, сей божественный стихотворецъ и чудесный враль. Милонова переводъ у меня передъ глазами, но мнѣ надобно быть поснисходительнѣе, потому что — позвольте высморкаться и прокашляться! — я и самъ написалъ кое-что, что прошу прочитать и сказать ваше сужденіе безъ всякаго пристрастія. Это конецъ посланія къ Пенатамъ. Поэтъ, то-есть, я адресуется къ Вяземскому и Жуковскому; но этого не показывай никому, потому что еще не переправлено; переписать все лѣнь и лѣнь необоримая. Конецъ ѣе начала. А?
Впрочемъ, любезный другъ, я начинаю сердиться на стихи, особливо на тѣхъ людей, которые жизнь свою проводятъ надъ какими-то игрушками, и все это для потомства! Самый В. Пушкинъ, Пушкинъ, который усовершенствовалъ себя подъ шестьдесятъ лѣтъ, этотъ Пушкинъ удивительно смѣшенъ, и я готовъ сказать ему, слушая его посланіе: Что это доказываетъ? Конечно, стихи — дѣло прелестное, но они похожи на вино, и отъ нихъ можно опьянѣть. Трудно найти середину: отъ Нелединскаго до Хвостова одинъ шагъ. Я читалъ Иванова стихи и въ нихъ много хорошаго.
Амуръ тайкомъ шаги твои считаетъ очень счастливо. Но этотъ стихъ совершенно купеческій:
Ты безъ бѣлилъ бѣла, ты безъ румянъ румяна. Вотъ два стиха, которые вовсе другъ на друга не похожи.
Что съ Жуковскимъ сдѣлалось? Онъ вовсе перерождается. Теперь надобно ему подраться съ ѣмъ-нибудь на пистолетахъ, увезти чью-нибудь жену, перевести Пиронову оду къ Пріапу, заболѣть пріапизмомъ и наконецъ застрѣлиться; послѣднее онъ можетъ отсрочить до тѣхъ поръ, пока я и ты не отправимся за Стиксъ, ибо что намъ дѣлать безъ него, а онъ, злодѣй, и безъ насъ живетъ припѣваючи.
Такъ какъ безъ нѣкоего усилія и ума я не могу ясно вообразить себѣ, что ты женатъ и живешь въ ѣ Іоанна Милостиваго подъ одной кровлею, рука въ руку, съ прелестнѣйшей изъ женщинъ, счастливѣйшимъ мужемъ, пламеннымъ любовникомъ, домовитымъ хозяиномъ и степеннымъ гражданиномъ Москвы, то я, любезный мой другъ, по старому буду тебя просить писать ко мнѣ почаще, точно такъ, какъ будто у тебя по старому много празднаго времени, много шалостей въ головѣ и въ сердцѣ, мѣсто для дружества, не занятое чѣмъ-нибудь и лучшимъ, и прелестнѣйшимъ — любовью. Пиши ко мнѣ. За дѣлами и за лихорадкой я еще останусь ѣли три здѣсь, и письмо твое застанетъ твоего Батюшкова.
Въ какомъ состояніи Москва? Что дѣлается у васъ? Курится ли ѳиміамъ на алтарѣ добродѣтели (Островъ Борнгольмъ)? Что дѣлаютъ Пушкины, Давыдовъ и все, что я знаю? Нѣтъ ли анекдотовъ для назиданія ума и сердца? Какъ ты проводишь время свое? Гдѣ Батонди? Куда дѣвался Велеурскій? Скоро ли будетъ къ вамъ Жуковскій? Вотъ вопросы: дай хоть одинъ отвѣтъ.
ѣлай одолженіе, любезный князь, пришли мнѣ музыку на мой романсъ; ты меня очень одолжишь: я ее велю съиграть моему музыканту на фаготѣ. Если Велеурскій уѣхалъ, то попроси его, чтобы онъ тебѣ прислалъ эту штуку.
Примечания
LXXXI. КНЯЗЮ П. А. ВЯЗЕМСКОМУ. (Исходъ ноября 1811 г. Деревня). Подлинникъ у князя П. П. Вяземскаго.
— (Стр. 152). О наружности В. Л. Пушкина см. — (Стр. 152). „Лагарповъ псалтырь“ есть извѣстный „Lycée ou Cours de littérature“, начавшій выходить съ 1805 г. В. Л. Пушкинъ, въ посланіи къ Жуковскому слѣдующимъ образомъ сравниваетъ курсъ Лагарпа съ разсужденіемъ Шишкова о старомъ и новомъ слогѣ:
Что нужды? Толстый томъ, гдѣ зависть лишь видна, — (Стр. 153). „Летѣлъ “... — еще одно литературное воспоминаніе нашего поэта: въ баснѣ Дмитріева (заимствованной изъ Лафонтена) „Искатели фортуны“ одинъ изъ этихъ искателей говоритъ такъ:
Въ Суратъ, въ Суратъ лечу! Я слышалъ въ сказкахъ, тамъ — (Стр. 153). Стихотвореніе Милонова, вызвавшее со стороны кн. Вяземскаго такія горячія похвалы, что Батюшковъ нашелъ нужнымъ возражать противъ нихъ, есть „Похвала сельской жизни“, напечатанная въ Вѣстникѣ Европы, 1811 г., ч. LIX, № 19, стр. 180—182. Это переводъ или, скорѣе, подраженіе знаменитой одѣ Горація: „Beatus ille“ (Ер. II). О томъ же стихотвореніи Милонова Батюшковъ говоритъ и далѣе въ письмѣ къ Гнѣдичу подъ № LXXXIV-мъ. Въ Сочиненіяхъ кн. Вяземскаго (т. III, стр. 19) находимъ, подъ 1811 г., посланіе его къ Милонову, написанное „по прочтеніи перевода его изъ Горація“, а въ своей „Записной ѣ“ Вяземскій (Соч., т. VIII, стр. 347) приводить то же посланіе съ нѣкоторыми варіантами, указывающими на тогдашнихъ литераторовъ старой школы (ср. еще варіанты въ примѣчаніяхъ къ т. III Соч. кн. Вяз.). Въ той же „Записной книжкѣ“ находится и нѣсколько свѣдѣній о личности Милонова, дополняющихъ другія о немъ извѣстія (Благонамѣренный 1821 г., ч. XV, стр. 325—331; Н. В. Сушковъ. Моск. универс. благородн. пансіонъ, стр. 79; Библіогр. Записки 1859 г., № 10; Соч. Державина, 1-е акад. изд., т. II, стр. 297); Р. Архивъ 1864 г., ст. 1114—1122, и 1871 г., ст. 967—969). Вообще Михаилъ Васильевичъ Милоновъ (род. въ 1792 г., ум. въ 1821) съ самаго начала своей литературной дѣятельности прозѣ, еще будучи студентомъ — въ Утренней Зарѣ 1807 г. Впослѣдствіи, переселившись въ Петербургъ, онъ сблизился съ А. П. Беницкимъ, П. А. Никольскимъ и А. Е. Измайловымъ, сдѣлался членомъ Вольнаго Общества любителей словесности, наукъ и художествъ и печаталъ свои стихотворенія преимущественно въ тѣхъ изданіяхъ, гдѣ участвовали представители этого кружка, то-есть, въ Цвѣтникѣ, въ С.-Петерб. Вѣстникѣ и въ Благонамѣренномъ; ѣ того, произведенія его встрѣчаются въ Вѣстникѣ Европы, Сынѣ Отечества и въ Чтеніяхъ въ Бесѣдѣ (кн. VI). Кромѣ вышеупомянутаго посланія Вяземскаго и цѣлаго ряда статей о Милоновѣ въ декабрской книжкѣ Благонамѣреннаго 1821 г., хвалебные отзывы о немъ находимъ у Воейкова (Р. 1866 г., стр. 765), у Плетнева (Сочиненія, т. I, стр. 12—23) и у Вигеля (Воспоминанія, ч. III, стр. 149). Даже въ позднѣйшіе годы своей жизни кн. Вяземскій находилъ, что „стихотворецъ былъ онъ замѣчательный, особенно въ сатирическомъ родѣ. Фактура стиха его была всегда правильна и художественна, языкъ всегда изящный. Но кажется“ — прибавляетъ Вяземскій — „въ Милоновѣ было мало поэтическаго увлеченія, мало de diable au corps, какъ говорилъ Вольтеръ, недоставало и творчества“ (Соч., т. VIII, стр. 345). Тотъ же смыслъ имѣетъ и сужденіе о Милоновѣ М. А. Дмитріева, который также оставилъ нѣсколько замѣтокъ о немъ въ своихъ „Мелочахъ изъ запаса моей памяти“, стр. 209—211.
Батюшковъ, какъ видно изъ дальнѣйшихъ писемъ его (стр. 196 и 218), лично зналъ Милонова.
— (Стр. 153„Мои пенаты“ см. въ — (Стр. 154). Посланіе В. Л. Пушкина, о которомъ упоминаетъ Батюшковъ, было обращено „Къ Д. В. Дашкову“ и вошло въ составъ брошюры, изданной Пушкинымъ въ 1811 году подъ заглавіемъ Два посланія“.
— (Стр. 154). Ѳедоръ Ѳедоровичъ Ивановъ принадлежалъ къ числу московскихъ литераторовъ, съ кругомъ которыхъ Батюшковъ познакомился въ первый же свой пріѣздъ въ Москву въ 1810 г. (см. т. III, стр. 71 и 117). Ивановъ (род. въ 1777 г., ум. 31-го января 1816 г.) воспитывался нѣкоторое время въ Московской академической гимназіи (при университетѣ), но уже въ 1790 г. поступилъ въ морскую службу, въ которой и пробылъ до 1797 г., послѣ чего перешелъ въ гражданскую и поселился въ Москвѣ, гдѣ и умеръ. Здѣсь онъ сошелся съ А. Ѳ. Мерзляковымъ и вмѣстѣ съ нимъ принималъ участіе въ дружескомъ ученомъ обществѣ, состоявшемъ изъ питомцевъ университета и университетскаго пансіона. Члены этого кружка печатали свои произведенія преимущественно въ Ипокренѣ, гдѣ съ 1800 г. мы находимъ и стихотворенія Иванова. Впослѣдствіи у самого Ѳедора Ѳедоровича устраивались литературные вечера, на которыхъ бывали Мерзляковъ, Воейковъ, кн. Вяземскій, В. Л. и А. М. Пушкины и др. Вѣроятно, объ этихъ собраніяхъ, которыя посѣщалъ и Батюшковъ, упоминаетъ онъ въ письмѣ къ Гнѣдичу
отъ 1-го ѣля 1810 г. (т. III, стр. 86; ср. также Н. В. Сушковъ. Моск. унив. благор. пансіонъ, стр. 94—95; М. А. Дмитріевъ. Мелочи, стр. 161). Ивановъ былъ остроумный и веселый собесѣдникъ (С. Т. Аксаковъ. Разн. сочиненія, стр. 28), большой театралъ и хорошій актеръ; онъ нерѣдко игрывалъ на частномъ театрѣ С. С. Апраксина (Соч. кн. Вяземскаго, т. VIII, стр. 472). И въ литературѣ Ивановъ былъ извѣстенъ преимущественно какъ сочинитель и переводчикъ театральныхъ піесъ; изъ нихъ наибольшимъ успѣхомъ пользовалась въ ѣ драма „Семейство Старичковыхъ“, выдержавшая три изданія (1808, 1816, 1824 гг.) и комедія „Не все то золото, что блеститъ“; въ Петербургѣ драма Иванова появилась на сценѣ только въ 1817 году (Араповъ. Лѣтопись р. театра, 252). Онъ же перевелъ „Разбойниковъ“ Шиллера съ французской передѣлки и написалъ трагедію „Марѳа Посадница“, очевидно, внушенную повѣстью Карамзина. Кромѣ того, онъ писалъ нѣсколько стихотвореній и прозаическихъ статей, которыя печатались въ Московскомъ ѣ, Русскомъ Вѣстникѣ, Цвѣтникѣ, С.-Петербургскомъ Вѣстникѣ, Вѣстникѣ Европы, Трудахъ Моск. Общества любителей словесности, котораго Ивановъ былъ членомъ, и въ ѣ, который онъ издавалъ вмѣстѣ съ Мерзляковымъ и С. В. Смирновымъ. Собраніе сочиненій его издано въ 1824 г., въ 4 частяхъ. Въ литературѣ насмѣшки надъ чувствительнымъ направленіемъ. Свѣдѣнія о жизни Иванова см. въ воспоминаніяхъ о немъ — Мерзлякова при собраніи сочиненій, и М. Н. Макарова въ ѣ и Пантеонѣ 1845 г., кн. VIII, стр. 481—491.
Стихи Иванова, приводимые Батюшковымъ, взяты изъ его „Посланія къ Лидѣ “, которое было впервые напечатано въ Вѣстникѣ Европы 1811 г. Съ отзывомъ Батюшкова о стихѣ „Ты безъ бѣлилъ бѣла“ и пр. любопытно сопоставить разсказъ С. Т. Аксакова (Сем. хроника и воспоминанія, ч. II, стр. 348—349) о томъ, какъ Шишковъ, увидя въ альбомѣ одной ѣтской барышни французскіе стихи и русскія фамиліи, подписанныя по французски, зачеркнулъ первые, замѣнилъ вторыя русскими подписями и приписалъ слѣдующіе Ты безъ бѣлилъ, дѣвка, бѣла, г., во время нашествія Французовъ, Ивановъ уѣхалъ въ Нижній-Новгородъ, гдѣ находился тогда и Батюшковъ. ѣроятно, въ 1813 г., во время непродолжительнаго пребыванія нашего поэта въ Москвѣ предъ его вторичнымъ поступленіемъ въ военную службу (см. въ этомъ томѣ 219), Ивановъ, уже возвратившійся въ столицу, написалъ стихотвореніе „На отъѣздъ К. Н. Батюшкова въ армію“ (Соч. Иванова, ч. I, стр. 60—61).
— (Стр. 154). „Курится ли ѳиміамъ на алтарѣ добродѣтели?“ Это — фраза взятая, съ легкимъ измѣненіемъ, изъ ѣсти Карамзина: „Островъ Борнгольмъ“
и примѣненная Батюшковымъ къ самому Карамзину и его семейству.
— (Стр. 155разумѣются, какъ Василій Львовичъ, такъ и его четвероюродный братъ Алексѣй Михайловичъ, и жена ѣдняго Елена Григорьевна. Объ А. М. Пушкинѣ см. примѣчанія къ письму XCI-му.
— ( 155). Трудно навѣрное сказать, какого Давыдова слѣдуетъ разумѣтьздѣсь, такъ и въ письмѣ LXXXIII-мъ, ѣ Батюшковъ называетъ его Анакреономъ, — извѣстнаго ли партизана Дениса Васильевича, или его брата Льва Васильевича, о которомъ см. въ — (Стр. 155). Ротондъ Батонди — старый Италіянецъ, жившій въ домѣ г. Батонди, говоритъ кн. Вяземскій, — былъ „чудакъ и существо не разгаданное. Онъ еще отцомъ моимъ былъ принятъ въ домъ нашъ и перешелъ къ намъ по наслѣдству. Никто изъ насъ не могъ провѣдать о происхожденіи и прежней жизни его. Во время пребыванія Французовъ въ ѣ онъ жилъ у меня въ селѣ Остафьевѣ и, вѣроятно, содѣйствовалъ “ (Р. Арх. 1866 г., ст. 236; ср. Соч. кн. Вяз., т. VII, стр. 107—170; Письма Карамзина къ Дмитріеву, стр. 294 и 0136). 12-го декабря 1812 года Карамзинъ писалъ Вяземскому: „Вѣсти Остафьевскія насъ крайне огорчили. Любезный Батонди скончался, какъ всегда желалъ, ударомъ. Бѣдныйимѣлъ утѣшенія разсказать намъ о своихъ приключеніяхъ. Я плакалъ о немъ искренно. Миръ праху его! Надѣюсь побывать у него въ гостяхъ на ѣ“ (Р. Арх. 1866 г., ст. 234).
— (Стр. 155). Велеурскій — графъ Михаилъ Юрьевичъ Вьельгорскій (род. въ 1788 г., ум. въ 1856 г.), ѣстный музыкантъ-любитель, съ которымъ Батюшковъ познакомился еще въ Ригѣ, въ 1807 г., и къ которому написалъ посланіе (Соч., т. I, стр. 65—66). Велеурскій — коренное польское произношеніе фамиліи графа Михаила Юрьевича. Въ извѣстномъ С. Пушкинымъ и кн. П. А. Вяземскимъ (Р. Арх. 1884 г., кн. II, стр. 424), именно читается:
Ужь какъ ты хочешь, надо помянуть (Что не любитъ вина горскаго), Далѣе, въ этомъ же письмѣ, упоминается романсъ, сочиненный гр. Вьельгорскимъ на слова Батюшкова; но что это за романсъ — намъ не ѣстно.
Не есть Лагарповъ курсъ, а пагуба одна.
Фортунѣ съ давнихъ поръ курится ѳиміамъ!
дѣвка, ала,
Ты честь — хвала отцу, матери,
Сухота сердцу молодецкому.
Графа нашего пріятеля Велегорскаго