• Приглашаем посетить наш сайт
    Чехов (chehov-lit.ru)
  • Батюшков — Пушкину В. Л., первая половина марта 1817.

    Батюшков К. Н. Письмо Пушкину В. Л., [первая половина марта 1817 г. Деревня] // Батюшков К. Н. Сочинения. — М.; Л.: Academia, 1934. — С. 416—419.


    В. Л.

    [Первая половина марта 1817 г. Деревня]

    Не виноват, не виноват нисколько перед милым и почтенным старостою, хотя и кажусь несколько виновным. Странствовал, приехал домой и опять немедленно пустился странствовать; вот почему и не писал к тебе, милый староста: кибитка — не Парнас. Она тебе скажет, если спросишь ее: мог ли я писать, окостенелый от холода. Теперь дома и пишу. Письмо начинается благодарностию за дружество твое; оно у меня всё в сердце —

    И  как, скажите,  не  любить
    Того,  кто нас  любить умеет,
      дружества лишь хочет  жить
    И  языком богов до старости  владеет!

    До старости? Не сердись: это для стиха вставка! Мне Музы и опытность шепчут на ухо:

        Тот вечно молод,  кто поет
        Любовь, вино, Эрота,
          розу сладострастья  жнет
    В веселых  цветниках Буфлера  и  Марота.
    Пускай  грозит ему подагра,  кашель злой
        И свора злых  заимодавцев:
        Он  всё трудится день деньской
          книгопродавцев.
        «Умрет — забыт!» Поверьте,  нет!
        Потомство всё узнает:
          и  как,  и  где поэт,
    Как  умер, прах  его где мирно истлевает.
        
        Из алчных челюстей  забвенья
        И в храм бессмертия внесет
        Его и жизнь, и сочиненья.

    Ваши сочинения принадлежат славе: в этом никто не сомневается.

      злого Гашпара убил одним стихом
    И  пел на лире гимн,  Эротом вдохновенный.

    Но жизнь? Поверьте, и жизнь ваша, милый Василий Львович, жизнь, проведенная в стихах и в праздности, в путешествиях и в домосидении, в мире душевном и в войне с Славенофилами, не уйдет от потомства, и если у нас будут лексиконы великих людей, стихотворцев и прозаистов, то я завещаю внукам искать ее под литерою П:

    Пушкин В. Л., коллежский ассессор, родился и проч.

      поэзию  любя,
    Стихами  лепетал  ты,  знаю,  в  колыбели;

        Ты  был  младенцем,  и  тебя
    Лелеял  весь Парнас и Музы гимны  пели,
    Качая колыбель усердною рукой:
        «Расти,  малютка  золотой!
        Расти, сокровище бесценно!
        Ты  наш, в тебе  запечатленно
        Таланта  вечное  клеймо!
    Ничтожных  должностей свинцовое ярмо
          шеи:
          лилеи
        Счастливы  Пафоса затеи,
    Гулянья,  завтраки  и  праздность без трудов,
    Жизнь без раскаянья, без мудрости  плодов,
        
        Расти, расти, сердечной!
        Не будешь в золоте  ходить,
    Но будешь без труда на рифмах  говорить,
        Друзей  любить
          кофе  жирный  пить!»

    Чего лучше? Предвещание Муз сбылось, как видите. Со мною будет иначе. Ваши внуки не отыщут моего имени в лексиконе славы. Много писал, и теперь, рассматривая старые бумаги, вижу, что написал мало путного. Что в рифмах, если в них мало счастливых, и что в счастливых стихах без счастия! Посудите сами! Живу один в снегах и долго ль проживу — не знаю.

        Меня  преследует судьба,
        Как будто я  талант  имею!
        Она,  известно вам, слепа;
          в  глаза ей  молвить смею:
        «Оставь меня,  я  не поэт,
        Я  не ученый,  не профессор;
    Меня  в календаре в числе счастливцев нет,
                         Я... »

    Но бросим в сторону эту проклятую поэзию, для нас самозванцев, и поговорим о деле.

    Душевно радуюсь счастию Жуковского; он стоит его. Фортуна упала не на пень и кочку, как говорил Державин. Что делает ***? Знаю ваш ответ:

    На свет  и  на стихи
      злобой  адской  дышет;
      грехи
    И  вечно рифмы  пишет...

        Числа по совести не знаю,
        Здесь время сковано стоит,
          только говорит:
            «Пора  напиться чаю,
            Пора  вам  кушать,  спать пора,
            Пора  в санях  кататься...»
            «Пора  вам с рифмами  расстаться!»
    Рассудок мне твердит сегодня и вчера.

    Это всего умнее. Итак, прощайте!

    Примечания

      «Московском телеграфе» 1827, ч. XIII, отд. 2, стр. 91—94; оттуда введено в издания сочинений 1834 и 1850 гг. Печатаем по тексту «Московского телеграфа». Письмо это по легкости и шутливой непринужденности своего тона, по почти незаметным переходам из прозы в стихи и обратно является едва ли не самым характерным и наиболее удавшимся образцом эпистолярного жанра Батюшкова. Весьма любопытно сопоставить его с почти одновременным письмом к Василию Львовичу племянника последнего, А. Пушкина, до поразительного совпадающим с ним в жанровом отношении. Напрашивающееся предположение о влиянии Батюшкова на А. Пушкина в данном случае, однако, исключено: письмо Пушкина датировано первой половиной января 1817 г., т. е. двумя месяцами ранее письма Батюшкова, который, находясь с начала года в своем новгородском имении, в свою очередь, вряд ли мог его видеть. (Хотя вообще влияние эпистолярного слога Батюшкова на слог писем Пушкина не подлежит сомнению).

      Зато явной реминисценцией из одного стихотворного места письма Батюшкова:

      Оставь меня, я не поэт,

      Меня в календаре в числе счастливцев нет,
      «Моей родословной»:

      Не офицер я, не ассессор,

      Не академик, не профессор,
      Я просто русский мещанин.

      «Кибитка не Парнас» — цитата из известного послания В. Л. Пушкина к арзамассцам. То же с легкими изменениями (местоимение первого лица на второе и т. п.) — и двустишие «Ты злого Гашпара...» и т. д. (первый стих из того же послания, второй — из стихотворения В. Л. «К Делии, подражание Горацию»). «Счастие Жуковского» — назначение ему пенсии. Под тремя звездочками, по предположению Л. Н. Майкова, «вероятно нужно разуметь А. М. Пушкина, который смеялся над стихотворством Василия Львовича, а сам преусердно писал стихи».